Шахнаме краткое содержание. Г.в.носовский, а.т.фоменко шахнаме: иранская летопись великой империи xii-xvii веков. Ii. специальные словари к «шахнаме»

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

«Шахнаме» – национальное произведение иранских народов прежде всего, но именно потому, что Абулькасем Фирдоуси с такой полнотой, глубиной и мастерством художественного воплощения выразил в поэме свое народное, национальное, он занимает достойное место и в ряду великих поэтов мира.

«Шахнаме» – глубоко правдиво, прогрессивно, человечно и оптимистично. Все эти черты роднят поэму Фирдоуси с другими великими произведениями искусства. Именно здесь следует искать основу бессмертия и мирового значения поэмы.

Если говорить о величайших произведениях мирового искусства, всегда будут названы в соответствующей области несколько имен, несколько произведений, которые не могут быть забыты. Исключительные, монументальные, эти произведения бессмертны.

Гениальный грузинский поэт Шота Руставели (XII в.) в предисловии к «Витязю в тигровой шкуре» говорит о внутренней значительности темы в соединении с высоким мастерством как о непременных условиях создания великого произведения: «Дар напевов – это область в царстве мудрости высокой», «Не поэт, кто где-то, как-то стих-другой случайно скажет... кто сразить не смея зверя... дичине мелкой рад»457
«Витязь в тигровой шкуре». ГИХЛ, 1935, стр. 13. Перевод Г. Цагарели.

Высокое художественное мастерство в сочетании с идейностью, народностью как раз и определяют монументальность «Шахнаме». Монументальность содержания гармонически сочетается здесь с монументальностью формы.

Действительно, поэма грандиозна, тем более что это произведение одного автора, а не свод различных народно-эпических и литературных материалов, оформлявшийся иногда в течение столетий, как, например, индийская «Махабхарата»458
О «Махабхарате» (в издании Академии наук, 1950) в послесловии академика А. П. Баранникова говорится: «В создании этой поэмы принимали участие представители разных народов и разных каст древней Индии» (стр. 589) и далее: «Период обработки и переработки «Махабхараты» охватывает несколько столетий... единой редакции этого памятника не было создано, хотя создание «Махабхараты» было приписано одному автору – легендарному мудрецу и поэту Вьясе» (стр. 591).

В смысле широты охвата событий ни один народ мира не имеет такой грандиозной эпопеи, как «Шахнаме».

В самом деле, если бы, например, какой-нибудь греческий автор – Гомер позднейшего времени – отразил в единой поэме (в десятки раз превышающей объем «Илиады» и «Одиссеи») весь цикл греческих сказаний, включая ранний исторический период, эпопею персидских войн, расцвет и падение Афин, возвышение Македонии, чудесный поход Александра на восток, перипетии борьбы диадохов и эпигонов и закончил бы эпопею битвой при Пидне и обращением Эллады в римскую провинцию (168 г. до н. э.), то мы имели бы подобие «Шахнаме» Фирдоуси в древнегреческой литературе.

Аналогичные сопоставления можно было бы дать и на материале литератур других народов мира. Дело в том, что ни в одной из этих литератур эпопея не вбирает в себя так органически всю мифологию, народные эпические сказания и историю, не объединяет их в композиционное единое законченное целое, как это имеет место в «Шахнаме» Фирдоуси.

То, что именно иранцы создали такое исключительное в мировой литературе произведение, как «Шахнаме» Фирдоуси, представляется фактом закономерным и понятным в силу сочетания особых исторических условий, сделавших возможным появление и завершение поэмы.

Все это, разумеется, не определяет общего превосходства литератур Ирана над древнегреческой, древнеиндийскими, китайской и другими (в том числе и европейскими), но лишь свидетельствует о специфике их развития.

Творчество Фирдоуси, таким образом, является предметом законной гордости современных таджиков и персов, для которых «Шахнаме» – основное классическое произведение родной литературы. Вместе с тем, «Шахнаме» – одно из наиболее значительных произведений мировой литературы.

Л . Стариков

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Завершая свою бессмертную поэму «Шахнаме», Абулькасим Фирдоуси писал:

Труд славный окончен, в родимой стране
Не смолкнет отныне молва обо мне.
Не умер я, жив – пусть бегут времена.
Недаром рассыпал я слов семена.
И каждый, в ком разум и мысли светлы,
Почтит мою память словами хвалы.

Потомки по достоинству оценили творческий подвиг великого поэта: молва о нем распространилась далеко за пределами родины.

Впервые услышав строки «Шахнаме» на земле советского Узбекистана, – в древнем Самарканде, – я в дальнейшем узнала, что это великое творение известно в подлиннике не только в Иране и в советской Средней Азии, но и в Афганистане, Пакистане и в Индии, где языком фарси владеют десятки миллионов людей. В самых отдаленных селениях люди собираются для того, чтобы послушать народных певцов, по памяти воспроизводящих сказы любимого эпоса. Поистине удивительна популярность этой «Илиады Востока» среди широчайших народных масс.

Звучные строки одного из первых поэтических переводов «Шахнаме», с которым мне довелось познакомиться, я услышала из уст казахского акына Джамбула.

Грузины, узбеки, армяне и другие народы Советского Союза также знают «Шахнаме» в переводах на свои родные языки. Немало отрывков из поэмы было переведено на русский язык, особенно в последние годы.

Советский читатель ждет полного поэтического перевода «Шахнаме» на русский язык, осуществленного непосредственно с подлинника. Сделать хотя бы первые шаги в этом направлении – такова задача, поставленная перед собой автором и редактором настоящего перевода.

При выполнении этой задачи нас ждали трудности двоякого рода: во-первых, следовало бережно, без искажений воспроизвести мысли и образы литературного памятника тысячелетней давности; во-вторых, предстояло дать читателю хотя бы отдаленное представление о музыке стиха Фирдоуси. Как шла работа в этих двух направлениях, можно показать на следующих примерах:

Известное высказывание Фирдоуси о науке обычно трактовалось в переводах таким образом: «Увидев ветви науки, поймешь, что знанию не дано дойти до корня». Внимательный анализ текста дал возможность установить подлинный смысл этих строк. Чисто внешняя, языковая игра слов-ветвь и корень – была привлечена поэтом лишь для того, чтобы подчеркнуть противопоставление двух частей данного бейта (двустишия). Поэтому при переводе следовало выделить главную часть, а к ней подобрать другую, которая на русском языке сочеталась бы с главной так же логично, как и в подлиннике. Основная мысль в данном бейте – знанию нет предела. Слово бон , имеющее два значения – «корень» и «предел (конец)», здесь явно употреблено во втором значении, поскольку словосочетание найайад бе бон означает «не имеет предела (конца)». Но слову «конец» естественней всего противопоставить «начало», в данном случае «начала наук», «первые познания». Отсюда возникла трактовка:

Лишь первых познаний блеснет тебе свет,
Узнаешь: предела для знания нет.

Принципиальное различие двух приведенных толкований очевидно. Мы убеждены, что второе отражает подлинный взгляд Фирдоуси, его веру в могущество человеческого познания.

Другой пример. Во вступлении к поэме первые строки раздела «О происхождении Шахнаме» прозвучали в переводе с достаточной убедительностью лишь после того, как стал ясен внутренний смысл образа: в саду поэзии плоды уже обобраны другими – неведомых преданий не осталось. Но если поэту не дано сорвать плоды – найти новые сюжеты, – то он готов обратиться к сюжетам уже известным – к преданиям древности; они, как тень густолиственного дерева, спасут от гибели, дадут возможность поэту обрести бессмертие в поэме, увековечивающей эти старинные предания.

Таким образом, при переводе мы стремились идти по линии отказа от внешнего, механического копирования в пользу более глубокого проникновения в смысл подлинника.

Давая оценку своему творению, его неувядаемой художественной силе, Фирдоуси говорит:

Рассыплются стройных дворцов кирпичи,
Разрушат их ливни и солнца лучи.
Но замок из песен, воздвигнутый мной,
Не тронут ни ветры, пи грозы, ни зной.

Анализ художественных средств, системы образов, языка поэмы – одновременно и простого, и величавого – предмет специального исследования. Здесь ограничимся лишь указанием на то, что Фирдоуси активизирует мысль читателя, он не преподносит образы готовыми; а заставляет как бы додумывать их. Например, если о герое сказано: «в руке его – пламя, в другой – ураган», то, как можно догадаться, пламя это – меч, а ураган – конь, которым управляет герой. Образы подлинника мы старались сохранять в переводе, даже если они звучат непривычно для русского читателя (напр., сравнения войска с нарядной невестой, с весенним садом). Нашей задачей было не приноравливать подлинник к своему вкусу, а передать его таким, как он есть.

Стремление сохранить своеобразие подлинника, разумеется, не распространялось на идиомы. Например, выражение «испустил из печени холодный вздох» переведено: «и вырвался горестный вздох из груди»; фраза «не нашел в сказанной речи ни конца, ни начала» переведена: «ни складу, ни ладу в речах не сыскал» и т. д.

Передать в переводе звучание стиха Фирдоуси – задача нелегкая. Следует прежде всего пояснить, почему был выбран именно амфибрахий, а не другой стихотворный размер.

Основную роль здесь сыграли личные впечатления переводчика от устного воспроизведения поэмы как персами, так и таджиками.

Как бы субъективно ни было отношение поэта к тому или другому размеру, трудно отрицать, что амфибрахий с мужской рифмой достаточно верно передает энергичный стих «Шахнаме»:

«Я – туча, – в ответ раздаются слова, -
Но туча с когтями свирепого льва,
Струящая стрелы, несущая меч,
Сносящая дерзкие головы с плеч».

Ритмическая близость данного размера к размеру подлинника (при всем различии между русской и персидской системами стихосложения) особенно ощущается в строках, подобных следующим, которых в поэме немало:

Бе тадж-о бе тахт-о бе мах-о бе мёхр..
Престолом, короною, солнцем, луной...

Дарид-о борид-о шекаст-о бебаст...
Связал, и сломал, и пронзил удалец...

Отмечу также, что русский перевод, осуществленный данным размером, ложится на все мелодии, которые мне довелось слышать при исполнении «Шахнаме» народными певцами.

Избранный переводчиком размер позволяет сохранить строфику поэмы, в которой бейты (двустишия) являются как бы самостоятельными, однородными строфами. (В отдельных случаях, там где это необходимо для лучшего донесения смысла, в переводе допущена перестановка в пределах двух бейтов).

Разнообразие и богатство звучания стиха в подлиннике достигается путем мастерской организации звукового материала внутри бейта. Средствами для этого служат различные приемы восточной классической поэзии, широко используемые Фирдоуси и по мере сил воспроизводимые в переводе, как, например:

1) Внутренние рифмы, звуковые повторы, аллитерации:

Игривы , ретивы , бегут скакуны,
И гривы их мускусом умащены.

2) Составная (редифная) рифма:

Скажу: «О бесценные братья мои,
Люблю вас, придите в объятья мои».

3) Глубокая составная рифма:

Они приближались , поклоны творя ,
И всем возвещались законы царя.

4) Двойная редифная рифма:

Склоненную видел страну пред собой,
Бездонную видел казну пред собой и т. д

Отмечу еще своеобразный прием.

Ростем отличился в сражении том:
Арканом своим, булавою, мечом
Немало и рук, и хребтов, и сердец
Связал, и сломал, и пронзил удалец.

При обычном построении было бы сказано, что Ростем вязал арканом руки, ломал булавой хребты, пронзал мечом сердца.

Следует отметить, что не всегда тот или иной прием воспроизведен переводчиком в том же месте, где он употреблен в подлиннике. Непереводимая игра слов или звуков по возможности компенсируется где-нибудь поблизости с тем, чтобы передать характер стиха в целом. Однако там, где поэт непосредственно живописует звуками, переводчик пытается в какой-то мере воспроизвести эту звукопись (напр, «стон встал над страною от стука копыт»).

Как и в других эпосах, в «Шахнаме» встречаются постоянные эпитеты, сравнения, повторяются обороты, рифмы, целые строки, что имеет место и в переводе.

Работа над переводом сочеталась с изучением текста поэмы в оригинале под руководством редактора перевода поэта Абулькасима Лахути. Ряд толкований, по-новому освещающих отдельные места подлинника, интересные гипотезы относительно неясных или испорченных переписчиками мест, выявление случайно оставшихся в тексте повторений-вариантов – во всем этом основная заслуга принадлежит Абулькасиму Лахути.

Ценные советы были даны мне участниками настоящего издания Е. Э. Бертельсом, А. А. Стариковым и В. М. Пискуновым.

Немалая помощь была оказана мне и другими советскими учеными, а также товарищами по перу, которым приношу искреннюю благодарность. Ряд интересных консультаций был получен и от иранских литературоведов, приезжавших в последние годы в СССР.

Глубокую признательность переводчик выражает академику В. П. Волгину и члену-корреспонденту Академии наук СССР Н. И. Конраду, которые своей активной помощью и неизменным участием помогли завершить работу над первым томом.

Ц. Б. Бану

БИБЛИОГРАФИЯ459
В Библиографии даны только основные издания, связанные с изучением
«Шахнаме» (в хронологическом порядке), а также работы, упомянутые в статье.

I. ИЗДАНИЯ ТЕКСТА

Jones W. Poesos Asiaticae commentariorum libri sex. London, 1774. [Первая европейская публикация фрагментов текста «Шахнаме» с латинским переводом].

Lumsden М. The Shah Nainu Being a Series of Heroic Poem of the Ancient History of Persia, from the Earliest Times... by the Celebrated Abool Kousim i Firdousee of Toos, in eight volumes. Vol. first. Calcutta, 1811. [Первый незаконченный опыт издания полного текста].

Turner Масan. The Shah Nameh: An Heroic Poem... by Abool Kasim Firdousee... vol. I-IV. Calcutta, 1829. [Первое европейское издание полного критического текста «Шахнаме» с введением].

Vullегs J.-A. Chrestomathia Schahnamiana... Bonnae, 1833. [Сводное издание – хрестоматия ранее опубликованных фрагментов с комментарием и словарем].

Моhl J. Le Livre des Rois par Abou’l Kasim Firdousi, publie, traduit et cominente par.. . Paris, t. I (1838), t. II (1842), t. III Д846), t. IV (1855), t. V (1866), t. VI (1868), t. VII (1878). [Полное издание текста с французским прозаическим переводом en regard и научным историко-литературным введением].

Riickert Fr. Bemerkungen zu Mohl’s Ausgabe des Firdousi. ZDMG Bd. VIII (1854), S. 239-329; Bd. X (1856), S. 127-282.

Ethe H. Firdusi als Lyriker. Sitzungsber. d. Akademie d Wissensch. (Philos.-Histor. Klasse) H. III, 1872, H. V, 1877. Munchen.

Vullers J.-A. Firdusii Liber Regum qui inscribitur Schahname... t. I (1877), t. II (1879), t. III (1884), Lugduni Batavorum. [Незаконченное (без IV тома) издание сводного текста по публикациям Ж. Моля и Т. Макана до последнего времени условно принимавшееся за стабильное критическое].

Рizzi I. Antologia Firdusiana con un compendio di grammatica persiana e un vocabulario... 2 ed. Lipsia. 1891.

Ethe H. «Yusuf and Zalikha» by Firdawsi of Tus... Fasc. I. Oxford, 1908

Гаффаров М. А. Образчики персидской письменности с X в... ч. II Поэзия. Москва, 1906, [Антология].

Шахнаме, т. I-V, Тегеран, изд. «Хавер» (Рамазани), 1931-1933. [Переиздание текста Вуллерса]. На персидском языке.

Шахнаме, т. I-X, изд. Берухим, Тегеран, 1934-1936 [Юбилейное издание текста Вуллерса (I-III) – дополненное С. Нафиси (IV т.); основной – справочный текст «Шахнаме». На персидском языке].

Абуль Касим Фирдауси. Шах-Намэ. Сталинабад-Ленинград, Гос. изд-во Таджикистана, 1938. [Антология в таджикской латинизированной графике; составил А. Н. Болдырев].

А. Фирдавси. Достонхо зл Шохнома. I. Сталинобод, 1955 [антология]

II. СПЕЦИАЛЬНЫЕ СЛОВАРИ К «ШАХНАМЕ»

Vullers J.A, Lexicon Persico-Latinum Etymologicum... t. I-II. Bonnae ad Rhenum, 1855-1864. [Полный словарь, – в основе компилятивный свод указаний персидских ферхенгов].

Abdulqadiri Baghdadensis Lexicon Sahnamianum... ed. Carolus Salemann Petropoli, 1895. [На турецком языке].

Wolff F. Glossar zu Firdusis Schahname... Berlin, 1935. [Новейший полный словарь к «Шахнаме»].

Шафак Р. Ферхенг-е Шахнаме. Тегеран, 1942. [Краткий словарь с введением о Фирдоуси и его поэме]. На персидском языке.

III. ОСНОВНЫЕ ПЕРЕВОДЫ «ШАХНАМЕ» И ДРУГИХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ФИРДОУСИ

Champion J. The Poems of Ferdosi Translated from the Persian by v I., Calcutta, 1785 (4 ed., London, 1788). [Первая попытка дать полный перевод «Шахнаме»].

Gorres Joh.-Jos. Das Heldenbuch von Iran aus dem Schah-Nameh des Firdussi... in zwei Banden. Berlin, 1820.

Atkinson J. The Shah Nameh of the Persian Poet Firdausi translated and abridged in prose and verse... London, 1832 (1886, 1892).

Ruckert Fr. Rostem und Sohrab. Eine Heldengeschichte in zwolf Buchern... Erlangen, 1838.

Жуковский В. А. «Рустэм и Зораб, персидская повесть из царственной книги («Шах-наме»)». Новые стихотворения... т. I. СПб., 1849. [Вольная обработка эпизода с вольного немецкого варианта Ф Рюккерта].

Shаск A. F., von... Heldensagen des Firdusi – 1. Lief., Berlin, 1865; l Lief., Stuttgart, 1877.

Mohl J. Le Livre des Rois... vol. I-VII. Paris, 1877-1878. [Перевод и введение; так называемый Petit МоЫ].

Schlechta-Wssehrd O. Firdousi. «Jusuf und Suleicha» Romant. Heldengedicht. Aus dem persischen zum 1 Male iibertragen... Wien, 1889.

Ruсkert Fr. Firdosi’s Konigsbuch (Schahname) ubersetzt von... Berlin. Sage I-XIII, 1890; Sage XV-XIX, 1894; Sage XX-XXVI, 1895.

Pizzi I. Il Libro dei Re. Poema epico redato dal persiano in versi italiani... v I-VIII. Torino, 1886-1888.

Крымский A. E. «Шаг-наме» або ipaнськa кнiгa царив, нашсав Абуль-Касим Фирдовсий Туський. С перськой мови переложив... «Життя и Слово», Львов, 1895. Дополнительное издание с введением и библиографией в серии «Литер.-научн. Биб-ка». Львов, 1896. [Украинский перевод белыми стихами с начала поэмы до Менучехра].

Соколов С. Абулькасим Фердовси «Книга о царях» («Шахнаме») с персидского перевел... [белые стихи]. Вып. первый. Москва, 1905. [С начала поэмы до Менучехра].

Warner A. G. The Shahnama of Firdausi vol. I-VIII. London, 1905– 1923 [белые стихи].

Соколов С. «Ростем и Сохраб» – «Восточный сборник» (в честь Алексея Ник. Веселовского). Москва, 1915. См. также: в т. II, вып. 2 «Истории Персии» А. Е. Крымского – Москва. 1916.

Фирдоуси. Шахнаме – Перевод Бундари, предисловие док-pa Аззам. На арабском языке. Каир, 1932. [Древнейший перевод «Шахнаме» XIII в.].

Абу-л-Касим Фирдоуси Тусский. Шах-намэ. Под ред Ю. Абуладзе и др., I т. Тифлис 1916, II т. Тбилиси 1934 г. – на груз языке [Грузинские версии-обработки «Шахнаме». («Ростомиани» и др.)].

Фирдоуси. Книга царей (Шахнаме) – избр. места. Перевод М. Лозинского под редакцией, с примечаниями и вступит, статьей Ф. А. Розенберга. М.-Л. Academia, 1934. [Поэтический перевод с пересказом содержания фрагментов поэмы].

Орбели И. и Тревер К. «Шатранг» – Книга о шахматах. Л., Гос. Эрмитаж, 1936. [Включен отрывок из «Шах-намэ» «Гав и Талханд» в пер. М. М. Дьяконова].

Фирдоуси. Фрагменты в переводах Державина, вступит, заметка Ю. Явич. Серия «Классики таджикской литературы». Сталинабад, 1940.

Фирдоуси. «Сказание о Бахраме Чубина». Перевод С. Липкина, вступит. заметка проф. А. А. Семенова. Сталинабад, 1952.

Фирдоуси. Шах-намэ. Поэмы. Перевод с таджикского С. Липкина. VI , Детгиз, 1955 [антология].

IV. ЛИТЕРАТУРА О ФИРДОУСИ И «ШАХНАМЕ»

Wailenbourg J. R. Notice sur le Ghah Nameh de Firdoucy...Vienna, 1812. [Здесь впервые опубликован перевод «добайсонкоровского» предисловия].

Hammer J., von... Geschichte der schonen Redekunste Persiens. Wien, 1818.

Spiegel F. – Die Sage von Sam und das Shahnameh. ZDMG, III, 1849.

Назарианц С. Абул-Касим Фердоуси Тусский, творец Книги царей, известной под названием «Шах-наме»... Сочинение Доктора Вост. Словесности... Книжка 1. Казань, 1849. [Первая (не считая публицистической статьи мирзы Казембека «Мифология персов по Фирдоуси» – «Северное обозрение», т. III, стр. 1-12, 1848 г.) русская специальная работа, сохраняющая ныне только историческое значение. В конце книжки интересно отметить desiderata автора – мечту о полном русском переводе с подлинника в связи с появлением перевода В. А. Жуковского].

Зиновьев И. Эпические сказания Ирана. Рассуждение, написанное для получения степени магистра... СПб., 1856, стр. 125. [Сохраняет значение подробного пересказа содержания героической части «Шахнаме» с цитатами из текста].

Деларю Ф. – О происхождении и постепенном развитии первоначального персидского эпоса. «Универс. Известия», № 5, Киев, 1867 г. [публичная лекция].

Spiegel Fr. Eranische Altertumskunde, Bd. I. Leipzig, 1871.

Darmsteter J. Etudes Iraniennes, t. II. Paris, 1883.

Жуковский Вал. Ал. Толкование притчи в сатире Фирдоуси ЗВО, VI, 1891; его же: Могила Фирдоуси (из поездки в Хорасан летом 1891 г.). ЗВО, VI, 1891; его же: Мусульманство Ростема Дастановича, «Живая Старина», 1, вып. IV. СПб., 1891.

Spiegel F. – Avesta und Shahname. ZDMG, XLV, 1891.

Pizzi I. Storia della poesia persiana. Torino, 1892.

Розен В. P. К вопросу об арабских переводах «Худай-Намэ». Сб. «Восточные заметки» (фак. Вост. яз. СПб. ун-та). СПб., 1895.

Geldner К. – Avestaliteratur. Grundriss d. Iran. Phil., II [см. ран дел V] – 1896/1904.

West Е. W. – Pahlavi Literatur [там же].

Noldeke, Th. Das Iranische Nationalepos. Grundriss der Iran. Philologie, Bd. II. Strassburg, 1896-1904. [В отдельном издании: Berlin-Leipzig, 1920; на англ. языке – translated by L. Bogdanov, Bombey, 1930].

Ethe H. Neupersische Literatur. Grundriss der Iranischen Philologie, Bd II. Strassburg, 1896-1904.

Dawlat-Shah Samarkandi. Tadhkiratu ’IShu"ara. Persian Text Ed. by E. Browne. London 1900 (2 изд– – 1921).

Крымский A. E. Фирдоуси. Энциклопедический словарь, т. XXXVI, 71 полутом, стр. 30-35. СПб., Брокг. и Эфрон, 1902.

"Aufi М. Lubabu ’lAlbab. Persian Text, Ed. by E. Browne. Persian Histori cal Texts, v. XII. London-Leiden, 1903.

Horn P. – Die Sonnenaufgange in Shahname. («Orient. Studien Th. Noldeke zum 70-sten Geburtstag gewidmet», В. II, Giessen, 1905).

Browne E. G. A Literary History of Persia, v. I and v. II, Cambridge, 1906 (и последующие переиздания).

Крымский А. Е. История Персии, ее литературы и дервишеской теософии, т. I, М., 1906 (литография).

Nizami Arudi Samarkandi. Chahar Makalah. Persian Text, Ed. by E. Browne and M. Kazwini. Gibb Memor. Ser., v. XI. London-Leiden 1909.

Christensen A. Recherches sur Thistoire legendaire des Iraniens Stockholm, 1915.

Christensen A. Les types du premier homme et du premier roi dans I’histoire legendaire des Iraniens. Stockholm, 1917.

Розенберг Ф. А. О вине и пирах в персидской национальной эпопее. Сб. Музея антропол. и этнографии при Росс. Акад. наук, т. У. Петроград, 1918.

Lentz W. Die Nordiranischen Elemente in der neupersischen Literate ursprache bei Firdosi. Zeitschr. fur Indologie und Iranistik, 4, 1926.

Шибли Ну"мани. История поэтов и литературы Ирана, т. 1-2. Лахор, 1924. На языке урду. [Тегеран, 1948 – в персидском переводе с языка урду].

Бертельс Е. Э. Очерк истории персидской литературы. Ленинград, 1928.

Хомай Исфагани. История литературы Ирана с древнейшие времен, ч. I и II. Тебриз, 1929-1930 г. [на персидском языке].

Christensen A. Les Kayanides. Kobenhavn, 1931.

Nyberg H. S. La Legende de Keresaspa. «Festschrift fur Pavry», 1933.

«Фердоусинаме», журнал «Мехр», Тегеран, 1934. [На персидском языке].

«Фердовси (934-1934)» Сборник ИВАН и Гос. Эрмитажа. Л., АН СССР 1934.

Ромаскевич А. А. – История изучения Шах-намэ [см. сб. «Фердовси (934-1934)»].

Самойлович А. Н. – Иранский эпос в тюркских литературах Средней Азии [там же].

Тревер К. В. – Сасанидский Иран в Шах-намэ [там же].

Орбели И. А. Шах-намэ [там же].

Гюзальян Н. Т. и Дьяконов М. М. Рукописи «Шах-намэ» в ленинградских собраниях. Изд. ИВАН и Гос. Эрмитажа. Л., 1934.

Masse Н. Firdousi et L"epopee nationale. Paris, 1935.

Гюзальян H.T. – Дьяконов М. М. Иранские миниатюры в рукописях «Шах-намэ» ленинградских собраний. М.– Л, Гос. Эрмитаж в изд. «Academia», 1935.

Бертельс Е. Э. Абу-л-Касим Фирдоуси и его творчество. Л. -М., АН СССР, 1935. [Юбилейный очерк: эпоха, жизнь, творчество].

«Восток». Вып. 2, Ленинград-Москва, изд-во «Academia», 1935. [Сборник]

Christensen А. – Les gestes des rois dans les traditions de l"lran antique, Paris 1933.

Mapp Ю. H. Статьи и сообщения, т. II. М.-Л., АН СССР, 1939. [Статьи о «Шахнамз» и Фирдоуси, в частности, доклад на конгрессе в Тегеране: «Стихотворный размер Шахнаме»].

Дьяконов М. Фирдоуси – жизнь и творчество. АН СССР, 1940.

Айни, Садридин. Дар бораи Фирдавси ва Шохномаи у. Ленинград-Сталинабад, 1940. [На таджикском языке латинизированным алфавитом].

Тarikh-i Sistan. Persian Text Ed. by M. Bahar. Teheran, 1941.

Шафак P. История литературы Ирана. Тегеран, 1942. [На персидском языке].

Юбилейный сборник «Хэзарейе-Фирдоуси». The Millenium of Firdawsi– the Great National Pot of Iran. Teheran, 1322 (1944). [На персидском и западноевропейских языках].

[Сборник содержит выступления персидских, иностранных, советских (И. Орбели. А. Фрейман, А. Ромаскевич, Ю. Марр, Е. Бертельс) ученых на Всемирном конгрессе в 1934 г. в Тегеране в память тысячелетия со дня рождения поэта].

Сафа 3. Героические сказания в Иране. Тегеран, 1946. [На персидском языке].

Птицын Г. В. – К вопросу о географии Шахнамэ. ТОВЭ, IV. Л., 1947.

Тагирджанов А. Т. – К вопросу о поэме Фердоуси «Юсуф и Зулейха». «Сов. Востоковедение», V, 1948.

Бертельс Е. Э. – Роман об Александре и его главные версии на Востоке. ИВАН, М.-Л., 1948.

Нафиси С. Несколько слов о Фердоуси. Журнал «Пеяме-Ноу», № 5 Тегеран, 1949. [На персидском языке].

Wilender S. – Sur le fond commun indoiranien des epopees de Ь Perse et de l’lnde. «La nouvelle Clio», № 7, 1950.

Kowalski T. Studia nad Sahname. Etudes, vol. I. Krakow, 1952.

Османов H. О народной тенденции в «Шахнаме». Краткие сообщения Ин-та востоковедения АН СССР, вып. IX, М., 1952.

Бертельс Е. Э. – Праздник Джашни сада в таджикской поэзии (Сборн., посв. 80-летию А. А. Семенова). Сталинабад, 1953.

3анд М. – Оид ба масхалахои тенденцияи халки дар адабиёти точик дар асрхои VIII-IX. – «Шарки сурх», № 6, 1953.

3анд М. – Антихалифатские и социально-обличительные мотивы в таджикской поэзии X века. «Труды АН Тадж. ССР», XVIII, Сталинабад, 1954.

Воусе М. Zariadres and Zarer. BSOAS, XVIII, 3. London, 1955.

Бертельс E. Э. – Шах-наме и критика текста. «Сов. Востоковедение», № 1, 1955.

Османов Н. Из истории литературы народов Хорасана и Мавераннахра VIII-IХ вв «Сов. Востоковедение», № 2, 1956.

Брагинский И. С. Из истории таджикского народного творчества М, АН СССР, 1950

V. ОСНОВНЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ И ДРУГИЕ СПЕЦИАЛЬНЫЕ (КРОМЕ УПОМЯНУТЫХ В РАЗД. IV) РАБОТЫ, СВЯЗАННЫЕ С ИЗУЧЕНИЕМ «ШАХНАМЕ».

Григорьев В. В. – О скифском народе-саках. СПб., 1871.

Chronique de Tabari, traduite sur la version persane d’ Abou ‘Ali Mohammad Bel"ami par М. H. Zotenberg, I-IV, Paris, 1867-1874.

Noldeke Th. – Geschichte der Perser und Araber zur Zeit der Sassaniden aus,.. Tabari. Ubers von... Leiden, 1879.

Бapтoльд В. В. – Туркестан в эпоху монгольского нашествия СПб., I (тексты), 1898; II (исследование), 1900.

Al-Tha‘alibi, – Histoire des rois de Perse par... Texte arabe publie et traduit par H. Zotenberg. Paris, 1900.

Marqnart J. – Eransahr nach der Geographie des Ps. Moses Xorenaci. Berlin, 1901.

Бартольд В. В. – Историко-географический обзор Ирана. СПб., 1903

Grundriss der Iranischen Philologie, hgg. von W. Geiger und Ernst Kuhn Zweite Band (Literatur, Geschichte und Kultur). Strassburg, 1896-1904.

Le Strange G. – The Lands of Eastern Caliphate. Cambridge, 1905

Mez A. – Die Renaissance des Islams. Heidelberg, 1922.

Бартольд В. В. – История культурной жизни Туркестана. Л., 1927 Энциклопедия Ислама (параллельное издание на языках: английском, французском и немецком). Основные тома I-IV. Лейден-Париж, 1913-1934 (1-ое изд.).

Якубовский А. Ю. – Махмуд Газневи. К вопросу о происхождении и характере газневидского государства. Сб. Фердовси (934-1934)» (см разд. IV).

Заходер Б. Н. – Иран при Сасанидах. «Истор. журнал», № 12, 1938

Бокщанин А. Г. – Восточно-эллинистические государства III-II вв. до нашей эры. «Истор. журнал», № 6, 1941.

Заходер Б. Н. – История восточного Средневековья (Халифат и Ближний Восток). М., 1944.

Christensen А. – L"Iran sous les Sassanides. Copenhague, 1944.

Заходер Б. H. – Хорасан и образование государства Сельджуков «Вопросы истории», № 5-6, 1945.

Фрейман А. А. – Задачи Иранской филологии. «Изв АН СССР. Отд. лит. и яз.», т. V, вып. 5, 1946.

Пигулевская Н. В. – Византия и Иран на рубеже VI-VII веков. М.-Л, 1946.

Пигулевская Н. В. – К вопросу об общественных отношениях на Ближнем Востоке перед арабским завоеванием. «Вестн. Лен. ун-та», № 4, 1948.

Струве В. В. – Родина зороастризма. «Сов. Востоковедение», V, 1948

Толстов С. П. – Древний Хорезм. М., 1948.

Толстов С. П. – По следам хорезмийской цивилизации. М.-Л., 1948

Абаев В. И. Осетинский язык и фольклор, т. I. М.-Л., 1949.

Низам-ал-Мольк. – Сиасет-намэ. Книга о правлении вазира XI столетия... Перевод, введение и комментарий Б. Н. Заходера. «Литерат памятники», М.-Л., 1949.

Spuler В. – Iran in fruh-islamischen Zeit. Wiesbaden, 1952.

Нафиси С. -Тарих-е тамаддон-е Иран-е Сасани. Тегеран, 1331/ 1953. [на персидск. языке].

Семенов А. А. – К вопросу о происхождении Саманидов. «Труды АН Тадж. ССР», т. XXVII. Сталинабад, 1954.

Гафуров Б. Г. – История таджикского народа в кратком изложении т. 1,3 изд. Сталинабад, 1955. .

История Узбекской ССР, т. I, кн. 1. Ташкент, 1955.

Абаев В. И. – Скифский быт и реформа Зороастра. «Archiv Orientalni», XIV, Praha, 1956.

Pfister Fr. – Alexander der Grosse in der Offenbarungen der Griechen, Juden, Mohammedaner und Christen. Akademie – Verlag. Berlin, 1956.

Дьяконов И. М. – История Мидии от древнейших времен до конца IV века до н. э. М.-Л., АН СССР, 1956.

Пигулевская Н. Города Ирана в раннем Средневековье. Изд-во АН СССР, М.-Л., 1956.

Фирдоуси. Шах-наме

Миниатюра из рукописи «Шах-наме» XVI века.

Фирдоуси-слава и гордость мировой

культуры

Всемирная история знает яркие, насыщенные грозными событиями периоды, которые Стефан Цвейг образно назвал «звездными часами чело­вечества». В эти эпохи самые передовые представители своего времени, те, кого справедливо именуют совестью народной, остро и сильно пережи­вая драматические ситуации своей эпохи, создают великие творения человеческого духа.

К числу подобных произведений, отразивших в высокохудожествен­ной форме духовный и общественный подъем народов, относятся: «Махабхарата» и «Рамаяна», «Илиада» и «Одиссея», «Божественная комедия» Данте и трагедии Шекспира. В этом ряду стоит и «Шах-наме» гениального Фир­доуси.

Поэт, взявший себе псевдоним «Фирдоуси», что означает «райский», жил и творил в восточном Иране, который входил в те далекие времена в состав государства Саманидов, объединившего земли, на которых жили предки современных таджиков и персов. Это территориальное единство двух народов продолжалось многие столетия, и вплоть до XVI века куль­турное достояние персов и таджиков было общим.

В государстве Саманидов, политическими и культурными центрами которого были города Бухара и Самарканд, в X веке на базе развития производительных сил, городской жизни и роста национального самосо­знания народа расцвели наука и художественная литература. На террито­рии Хорасана и Средней Азии в то время жили и творили выдающиеся математики Хорезми (IX в.), Худжанди (Хв.), великие философы и ученые Аль-Фараби (IX в.), Ибн-Сина (X-XI вв.) и Бируни (X-XI вв.).

В X веке в столице Бухаре и других городах державы Саманидов бур­но развивалась литература на языке дари, иначе именуемом также фарси. Она послужила основой для дальнейшего развития классической пер­сидско-таджикской поэзии: в X веке был выработан и отшлифован литера­турный язык фарси, сформировались основные жанры персидско-таджик­ской поэзии, сложилась система образов с развитой поэтической лексикой и богатством речевых средств, были канонизированы все стихотворные мет­ры и их модификации.

В этот период в государстве Саманидов творила плеяда замечатель­ных поэтов, в произведениях которых наряду с характерными для эпохи панегириками воплотились идеи и мысли, волновавшие передовых людей того времени и отразившие коренные интересы народа. В поэзии достигла высокого развития лирика как философско-этического, так и любовного характера; лирические стихи поэтов были проникнуты глубокими раздумиями о судьбе человека, о мироздании, социальной несправедливости.

О философской лирике дают яркое представление стихи выдающегося поэта-философа Шахида Балхи (X в.), в которых он выразил свое понима­ние взаимоотношения богатства и знаний:

Видно, званье и богатство - то же, что нарцисс и роза,

И одно с другим в соседстве никогда не расцветало.

Кто богатствами владеет, у того на грош познаний,

Кто познаньями владеет, у того богатства мало.

Этот мотив несовместимости знания и богатств в персидско-таджик­ской поэзии был излюбленным, он встречается у многих поэтов, в том числе и у великого Рудаки (ум. в 941 г.) - признанного основоположника классической поэзии на языке фарси.

Персидско-таджикскую поэзию X века характеризует живое восприя­тие бытия, призыв к полнокровной жизни со всеми ее радостями, вызов неумолимой судьбе. Такими мотивами навеяно известное стихотворение Рудаки:

Будь весел с черноокою вдвоем,

Затем что сходен мир с летучим сном.

Ты будущее радостно встречай,

Печалиться не стоит о былом.

Я и подруга нежная моя,

Я и она - для счастья мы живем.

Как счастлив тот, кто брал и кто давал,

Несчастен равнодушный скопидом.

Сей мир, увы, лишь вымысел и дым,

Так будь что будет, насладись вином!

В VII веке Иран и Средняя Азия были завоеваны Арабским халифа­том и включены в сферу экономической, политической и культурно-духовной жизни этого огромного государства. Однако уже через столетие в среде иранских образованных кругов началось движение, известное под названием шуубийа, в котором отразился протест порабощенных пародов против их духовного закабаления. Так, например, иранские шуубиты со­бирали древние сказания, переводили древнеиранские книги на арабский язык, использовали в своих стихах идеи, образы и мотивы Авесты и других зороастрийских религиозных сочинений.

Особое распространение в X веке получило сведение древних иран­ских мифов и героических сказаний в специальные сборники, носившие название «Шах-наме» («Книга о шахах»). При составлении этих произве­дений широко использовались написанные на среднеперсидском языке своды «Худай-наме» («Книга о царях»), в которых наряду с официальной придворной хроникой династии Сасанидов (III-VI вв. н. э.) содержались также мифы и сказания иранских народов.

В течение X века на языке дари было составлено три (по свидетель­ству некоторых источников - четыре) прозаических свода «Шах-наме», которые носили полуисторический-полухудожественный характер и не могли оказывать должного эстетического воздействия. Следовательно, в то время уже созрела настоятельная потребность создания истинно поэти­ческих произведений о героическом прошлом. Все это было обусловлено, с одной стороны, все возрастающим процессом пробуждения народного самосознания у предков таджиков и персов, необходимостью духовного самовыражения, то есть создания художественной эпической литературы на родном языке; с другой стороны, было продиктовано необходимостью консолидации внутренних сил страны перед угрозой иноземного вторже­ния кочевых племен, с которыми Саманидам приходилось вести беспрерыв­ные войны. Этот социальный заказ остро чувствовали все передовые пи­сатели и общественные деятели Саманидского государства, и первым, кто попытался удовлетворить эту настоятельную потребность общества, был поэт Дакики, погибший совсем молодым (977 г.) и успевший написать всего несколько тысяч бейтов (двустиший).

Завершить неоконченную работу Дакики взялся Абулькасим Фир­доуси, создавший гениальную эпопею «Шах-наме» - венец всей персидской и таджикской поэзии.

Исторические и историко-литературные источники сообщают о жизни Фирдоуси лишь скудные сведения. Известно, что он родился где-то около 934 года, в семье обедневшего дихкана - представителя полупатриар­хальной-полуфеодальной знати, теснимой новым классом феодальных землевладельцев.

В 994 году, как об этом говорится в заключительной части «Шах-наме», Фирдоуси закончил первую, неполную редакцию своего произве­дения. За долгие годы, в течение которых он писал «Шах-наме», ему при­шлось испытать и голод, и холод, и жестокую нужду. О незавидном материальном положении великого поэта говорится во многих лирических отступлениях, разбросанных по всей огромной книге. Так, в одном из них он сетует:

Луна померкла, мрачен небосвод,

Из черной тучи снег идет, идет.

Ни гор, ни речки, ни полей не видно,

И ворона, что мглы черней, не видно.

Ни дров, ни солонины у меня,

И нет - до новой жатвы - ячменя.

Хоть вижу снег - слоновьей кости гору,-

Поборов я боюсь в такую пору.

Весь мир вверх дном перевернулся вдруг...

Хотя бы чем-нибудь помог мне друг!

Над первой редакцией поэт, судя по сведениям первоисточников и текста самого «Шах-наме», трудился около двадцати лет и лишь в старо­сти получил вознаграждение за свой поистине титанический труд. В то время правители платили поэтам за посвящение им произведений. Однако Фирдоуси оказался в незавидном положении: в 992 году (то есть за два года до завершения первой редакции «Шах-наме») Бухара - столица Са­манидов, политике которых отвечал идейный смысл эпопеи и на покрови­тельство которых поэт имел все основания рассчитывать, была взята Караханидами - предводителями кочевых племен из Семиречья. И надеж­дам Фирдоуси не суждено было осуществиться, но он не прекратил работы и приступил ко второй редакции, по объему почти вдвое предвосходившей первоначальную, которая была закончена в 1010 году. К этому времени Саманидов в качестве правителя Хорасана и части Средней Азии сменил могущественный властитель Газны султан Махмуд (997-1030), прославившийся как жестокий завоеватель Северной Индии. Он отверг творение Фирдоуси.

Существует много легенд о причинах конфликта между гениальным поэтом и грозным тираном. Одна из них была поэтически обработана вели­ким немецким романтиком Генрихом Гейне.

Согласно этой легенде, султан обещал поэту заплатить за каждое двустишие по золотой монете. Но Махмуд жестоко обманул его. Когда прибыл караван от султана и развязали тюки, оказалось, что золото за­менено серебром. Оскорбленный поэт, который, по преданию, будто бы находился в бане, разделил эти деньги на три части: одну вручил банщику, другую - людям каравана, а на третью купил прохладительные напитки. Это был явный и прямой вызов деспотичному правителю. Султан приказал наказать поэта - бросить его под ноги слону. Фирдоуси бежал из родных мест и много лет провел в скитаннях. Лишь в старости он решил вернуться ыа родину.

Однажды главный министр в присутствии Махмуда произнес двусти­шие из великой поэмы. Султан, сменив гнев на милость, решил вознагра­дить поэта. Когда караван с дарами входил в ворота города, из противо­положных ворот вынесли носилки с телом умершего Фирдоуси.

А в тот же час из восточных ворот

Шел с погребальным плачем народ.

К тихим могилам, белевшим вдали,

Прах Фирдуси по дороге несли,

Так заканчивает свою балладу, посвященную великому персо-таджикскому поэту, Генрих Гейне.

Советские ученые указали на подлинные причины отрицательного отношения султана к «Шах-наме». С одной стороны выступал Махмуд жесткий деспот, беспощадно подавлявший народные восстания и прово­дивший свои грабительские походы под знаменем священного ислама, с другой - великий поэт, воспевший борьбу за отчизну, но осудивший жестокость и беспричинное кровопролитие, прославивший справедливых правителей и простых людей, призывавший ценить «тех, кто зарабатывает трудом хлеб насущный». Султан не признавал никаких иных законов, кроме собственной воли, Фирдоуси же провозглашал гимн законности и правопорядку. Махмуд не ставил человеческую жизнь ни в грош, Фир­доуси же призывал ценить жизнь как величайшее благо. Одним словом, вся идейная основа, весь строи мыслей «Шах-наме» решительно противо­стояли политике Махмуда, и никакой речи, конечно, не могло быть о при­знании султаном великого творения.

«Шах-наме» - огромная стихотворная эпопея. В течение тысячеле­тия поэма многократно переписывалась, и средневековые писцы, не отли­чаясь особой щепетильностью в вопросах авторского права, поступали с текстом, как им заблагорассудится, так что количество бейтов в различ­ных вариантах «Шах-наме» колеблется от сорока до ста двадцати тысяч. В критическом же тексте, впервые подготовленном на основе древнейших рукописей сотрудниками Института востоковедения АН СССР, содержится пятьдесят пять тысяч бейтов, и эту цифру следует полагать близкой к истине.

Композиция «Шах-наме» такова: поэма состоит из описаний пятиде­сяти царствований, начиная от царей легендарных и кончая личностями историческими. Некоторые эпизоды, как, например, разделы о сасанидских шахах, содержат всего лишь несколько десятков двустиший, иные же разделы насчитывают более пяти тысяч. Есть и такие разделы, в которые автор включил самостоятельные поэмы героического или романтического плана, нередко весьма крупные по объему. Именно они вследствие своей художественной силы приобрели наибольшую популярность. Таковы, например, «Рустам и Сухраб», «Сиявуш», включенные в повествование о царствовании Кей-Кавуса.

Исследователи делят «Шах-наме» на три части: 1) мифологическую (до появления систансккх богатырей); 2) героическую (до Искандара); 3) историческую. Хотя у самого автора такого деления нет, но оно вполне оправданно и имеет под собой реальную почву.

Каждый раздел предваряется тронной речью, как, например, речь Бахрама Гура. В этом обращении к великим мира сего и простым людям вступающий на престол властелин сообщает о своей будущей политической программе.

В заключительной части каждого раздела поэт устами умирающего шаха излагает предсмертмое завещание - наставление наследнику. В этом назидании наряду с пессимистическими нотками о бренности мира содер­жатся призывы быть справедливым и не обижать подданных, заботиться о процветании страны. Taк звучит, например, завещание Ардашира Бабакана:

Так будь разумным, щедрым, справедливым.

Страна счастлива - будет царь счастливым.

Лжи приближаться к трону запрети,

Ходи всегда по правому пути.

Для добрых дел сокровищ не жалей,

Они стране - как влага для полей.

А если шах жесток, и скуп, и жаден,-

Труд подданных тяжел и безотраден.

Дихкан скопил казну, украсил дом,-

Он это создал потом и трудом,-

И царь не отнимать казну дихкана,

А должен охранять казну дихкана.

Книги о царствованиях и включенные в них поэмы имеют обязатель­ные зачины и концовки, ко»торые не повторяются буквально, а варьируются в зависимости от ситуации.

Характерно, что, в отличие от книг всех средневековых персидских поэтов, Фирдоуси непосредственно за славословием богу помещает похвалу разуму. И в дальнейшем в повествовании автор неоднократно восхваляет человеческие знания, о которых он пишет так, словно сам является нашим современником:

Познанье выше имени и званья,

И выше свойств врожденных - воспитанье.

Коль в воспитанье сил не обретут,

Врожденные достоинства замрут.

О личном благородстве всяк болтает;

Лишь светоч знанья душу украшает.

И тот, в ком светоч разума горит,

Дурных деяний в мире не свершит.

Вся эпопея Фирдоуси пронизана одной, главной философской идеей- это борьба добра против зла. Силам добра, возглавляемым верховным божеством Ахурамаздой, противостоят полчища злых сил, главой которых является Ахриман. Иранцы в «Шах-наме» олицетворяют доброе начало, их враги - злое; небезынтересно, что те из иранцев, которые выбрали для себя неправый путь, изображаются как ступившие на стезю Ахримана. Фирдоуси так и пишет: «Его совратил Ахриман».

Злой дух в «Шах-наме» выступает в разном обличье, он не всегда действует сам, а большей частью исполнение своих нечестивых замыслов поручает дивам, то есть нечистой силе, выступающей в образе получелове­ка-получудовища.

Царевич Заххак, пишет Фирдоуси, был благородный и богобоязнен­ный юноша, но его совратил Иблис (сатана), и он убил отца, захватил престол и стал систематически истреблять иранцев. Он процарствовал тысячу лет, пока силы добра во главе с потомком царей Фаридупом и куз­нецом Кавой не свергли его.

В «Шах-наме» окончательное торжество всегда на стороне добра. В этом плане интересен конец эпопеи: иранское государство рухнуло под сокрушительным ударом арабских войск, величие Ирана повергнуто в прах. Но идейный смысл «Шах-наме», все призывы автора, помыслы изоб­раженных им героев направлены на прославление своей страны. И по­скольку падение Ирана изображено ретроспективно, как факт, проис­шедший несколько веков назад, само произведение Фирдоуси служит предостережением против повторения прежних ошибок, приведших к поражению.

Таким образом, основная мысль «Шах-наме» - это прославление родной страны, восторженный гимн Ирану, призыв к единению разрознен­ных сил, к централизации власти во имя отражения иноземных нашествий, на благо страны. Иранские правители - герои «Шах-наме» ни разу не начинают несправедливой войны, они всегда правая сторона, будь их вра­гами туранцы, византийцы или иные народности.

Богатыри и витязи в «Шах-наме» беззаветно преданы родной стране и шаху, олицетворяющему для них отчизну. Будучи незаслуженно оби­жены правителем, богатыри прощают обиды и оскорбления во имя общих интересов. Рустам но неведению убил юного туранского витязя Сухраба, и лишь после нанесения смертельной раны он узнает, что сразил собствен­ного сына. А у шаха Кей-Кавуса был чудодейственный бальзам, способный вылечить смертельно раненного Сухраба, и Рустам отправляет к власте­лину гонца с просьбой дать зелье. Однако Кей-Кавус отказывает и без обиняков говорит прибывшему богатырю Гударзу, что он вовсе не желает, чтобы Сухраб остался в живых, из опасения, как бы отец и сын, объеди­нившись, не свергли его с престола. В этой сцене поэт противопоставил низменности шаха величие Рустама, который и после этого остался верным вассалом Кей-Кавуса, так как для богатыря последний олицетворял собой Иран.

Вряд ли будет преувеличением утверждать, что именно Рустам - главный персонаж «шах-наме», а не властители, в войске которых он слу­жит. В его образе автор воплотил свои представления об идеальном герое, Рустам наделен такой богатырской силой, что способен свергнуть любого шаха, а пережил их он много, поскольку сам прожил шестьсот долгих лет. Но он не поступает так, поскольку, согласно воззрениям Фирдоуси, царствовать может лишь отпрыск древних царей, наделенный фарром, божественной благодатью, осеняющей в виде нимба носителей верховной власти.

Вместе с тем Рустам в «Шах-наме» не безмолвный раб, а самостоя­тельная личность, наделенная огромным чувством собственного достоин­ства, сознающая свою силу и мощь, но тем не менее соблюдающая древние обычаи. Таким изображает его Фирдоуси в сцене, в которой шах Кей-Кавус осыпал его бранью и угрозами за опоздание на несколько дней, когда был вызван для похода против Сухраба. Сначала Кей-Кавус шлет богатырю письмо с просьбой, чуть ли не умоляет:

Пусть вечно бодрым разум твой пребудет!

Пусть в мире все тебе на радость будет!

Ты с древних лет опорой нашей был,

Ты - столп страны, источник вечных сил...

Пусть вечно над вселенною цветет,

От миродержца твой идущий род!

И счастье шахское не потускнеет,

Пока Рустам своим мечом владеет.

И вот Рустам прибывает во дворец вместе с посланным за ним витя­зем Гивом. Кей-Кавус приходит в ярость, и речи его звучат полным контрастом тому, что было сказано в письме:

Рассвирепел Кавус, насупил брови,

Привстал, как лютый лев, что жаждет крови.

От ярости, казалось, был он пьян,

В растерянность поверг он весь диван.

Вскричал: «Измена! Знаю я давно их!

Схвати их, Тус! Веди, повесь обоих!»

Хотя Рустам и верный вассал и подданный, он не дозволяет никому оскорблять свою честь и достоинство, и вот как он отвечает вспыльчивому властелину:

Шагнул и шаху в ярости сказал:

«Зря на меня ты гневом воспылал!

Безумен ты, твои поступки дики,

Ты недостоин звания владыки!..

Когда меня избрать хотели шахом

Богатыри, охваченные страхом,

Я даже не взглянул на шахский трон.

Был мной обычай древний соблюден.

А ведь - когда бы взял венец и власть я,

Ты б не имел величия и счастья».

Рустам покидает шаха, но вельможи и витязи посылают к нему муд­рого Гударза, который уговаривает разгневанного богатыря простить шаха во имя спасения Ирана. Он возвращается, и вновь Кей-Кавус произносит совершенно иные, лицемерные слова:

Ему навстречу встал с престола шах

И молвил со слезами на глазах:

«Я нравом одарен непостоянным,-

Прости! Так, видно, суждено Йезданом...

Ты нам, Рустам, один теперь защита,

Опора наша, воин знаменитый!..

Мне в мире нужен только ты один,-

Помощник, друг мой, мощный исполин!»

В этих сценах поэт утверждает абсолютное гражданское превосход­ство народного героя и любимца над шахом. Величие Рустама и ничтожест­во властелина со всей мощью своего таланта Фирдоуси изобразил и в конфликте его с Исфандиаром. Художественное разрешение и мотивировка конфликта в данном случае намного сложнее, поскольку Исфандиар вы­ступает как положительный герой, которому симпатизирует сам автор. Исфандиар - фигура трагическая, раздираемая противоречивыми чувст­вами. Он - молодой и неуязвимый воин, несправедливо оклеветанный, но тем не менее вставший грудью на защиту отчизны, когда ей угрожают неприятели. Он совершает множество блестящих подвигов и сокрушает врагов родины.

С другой стороны, Исфандиар жаждет и шахского трона. И после за­вершения победоносного похода он требует от отца, шаха Гуштаспа, уступить ему обещанный трон. Однако Гуштасп ставит еще одно условие - привести в столицу Рустама, скованного по рукам и ногам. Гуштасп заведомо посылает сына на смерть, так как со слов мудрого Джамаспа ему известно, что Исфандиар погибнет только от руки Рустама. Исфандиар осознает всю несправедливость требования Гуштаспа, видит, что отец платит Рустаму черной неблагодарностью, чувствует, что идет на неправое дело, и тем не менее соглашается выполнить желание отца, так как страст­но жаждет царской власти. В данном случае к Исфандиару с полным ос­нованием можно отнести слова Гегеля, сказанные им об Ахиллесе как о характере, сотканном из противоречий.

Фирдоуси облагораживает образ Рустама, который готов подчиниться шахскому требованию и явиться с повинной в столицу, но категорически отказывается разрешить сковать себя по рукам и ногам, так как рыцарская честь не позволяет ему этого. И Рустам старается склонить Исфандиара к мирному исходу, умоляет решить спор полюбовно, но тот неумолим и надменен, так как он получит трон лишь при выполнении отцовского приказа.

В этой коллизии проявляется мастерство Фирдоуси в создании трагического конфликта, решение которого может быть найдено лишь в смерти Исфандиара.

Величие гения Фирдоуси сказалось и в оценке им народных антифеодальных движений. Как великий художник он стремился преодолеть историческую и классовую ограниченность своего мировоззрения и под­нялся выше средневековых представлений о характере и сущности восстаний, направленных против сильных мира сего.

Авторы исторических хроник и придворные поэты стремились за­клеймить и очернить восставших крестьян и их вождей. Для сравнения можно привести слова историка X века Саалиби: «Чернь и бедняки бес­порядочными толпами стекались к Маздаку, они сильно полюбили его и поверили в его пророческую миссию. Он же беспрестанно говорил лживые слова». Другой историк, Табари, называет восставших «разбойниками, насильниками, прелюбодеями», а Маздака - корыстолюбцем и подстре­кателем.

И совершенно иную, правда, в некотором отношении противоречивую характеристику Маздаку и повстанцам дает Фирдоуси:

Был некий муж по имени Маздак,

Разумен, просвещен, исполнен благ.

Настойчивый, красноречивый, властный,

Сей муж Кубада поучал всечасно.

«Разбойники» и «грабители» средневековых хроник для автора «Шах-наме» были голодными отчаявшимися людьми, вынужденными изъять хлеб из царских амбаров; Фирдоуси так описывает этот эпизод:

Сказал Маздак: «О царь, живи вовек!

Допустим, что закован человек.

Без хлеба, в тяжких муках смерть он примет,

А некто в это время хлеб отнимет.

Как наказать того, кто отнял хлеб,

Кто не хотел, чтоб страждущий окреп»

А между тем,- ответь мне, царь верховный,-

Умен, богобоязнен был виновный?»

Сказал владыка: «Пусть его казнят:

Не убивал, но в смерти виноват».

Маздак, склонившись ниц, коснулся праха,

Стремительно покинул шаханшаха.

Голодным людям отдал он приказ:

«К амбарам отправляйтесь вы тотчас,

Да будет каждый наделен пшеницей,

А спросят плату,- пусть воздаст сторицей».

Он людям и свое добро вручил,

Чтоб каждый житель долю получил.

Голодные, и молодой и старый,

Тут ринулись, разграбили амбары

Царя царей и городских господ:

Ведь должен был насытиться народ!

Когда же, пишет Фирдоуси, шаху донеели об этом, он потребовал Маздака к ответу, и тот дал такое объяснение:

Лекарство для голодного - еда,

А сытым неизвестна в ней нужда.

Поймет владыка, что к добру стремится:

Без пользы в закромах лежит пшеница.

Повсюду голод, входит смерть в дома,

Виной - нетронутые закрома.

В повествовании Фирдоуси проскальзывает какое-то легкое осужде­ние, когда он пишет «разграбили», или же в другом случае:

К Маздаку люди шли со всей державы,

Покинув правый путь, избрав неправый.

Фирдоуси изображает вооруженные столкновения как величайшие бедствия для населения, страдавшего не только от вражеского нашествия, но и от воинов своей страны, которые обирали во время походов мирных жителей, вытаптывали их посевы. Поэт глубоко переживает участь труже­ников, он скорбит об их доле, и его отношение к этому отразилось в «Шах-наме» в форме приказов, которые издают правители перед походами. Так, например, шах Кей-Хосров наставляет военачальника Туса:

Ты никого не обижай в пути,

Законы царства должен ты блюсти.

Тех, кто не служит в войске,- земледельцев,

Ремесленников мирных и умельцев,-

Да не коснется пагубная длань:

Вступай ты только с воинами в брань.

Об этом же свидетельствует и другой пример: во время похода в Ма­лую Азию шах Хосров Ануширван велел казнить воина, посмевшего ото­брать у земледельца мешок соломы. И поэт-гуманист видит в подобном по­ступке правителя факт величайшей справедливости.

В своей социальной утопии Фирдоуси призывает властелинов забо­титься о нетрудоспособных членах общества, о сиротах и вдовах, стариках и инвалидах. И опять-таки подобные сцены, где шахи проявляют о своих подданных заботу, надо воспринимать не как отражение действительного положения вещей, а лишь как выражение воззрений самого автора. Взгля­ды Фирдоуси находят воплощение, например, в речах Бахрама Гура:

Кто стар, трудиться не способен боле,

Кто молод, но иссох от тяжкой боли,

Кто весь в долгах, кто беден, слаб, убог,

От зла заимодавцев изнемог,

Сироты, чья одежда вся в заплатах,-

Пусть хлеб и кров получат от богатых.

Есть женщины, родившие детей,

Скрывающие бедность от людей.

Умрет богач, оставив деток малых,

О боже, кто б обидеть пожелал их?

Но опекун является туда

И грабит их без страха и стыда.

Иной дела такие втайне прячет,-

Кто втайне прячет, пусть потом не плачет!

В богатых превращу я бедняков,

В безгрешных превращу еретиков,

От горя должников освобожу я,

Невинных от оков освобожу я,

Несчастных, втайне терпящих нужду,

К врагам своей казны я приведу.

А если, позабыв о благородстве,

Детей, что жизнь свою влачат в сиротстве,

Обокрадет распорядитель-вор,

То виселицей будет приговор!

Таков Фирдоуси - великий человеколюбец, сумевший, оставаясь сыном своей суровой эпохи, создать строки, полные благородного негодо­вания, искреннего сострадания, неподдельной доброты и понимания чело­веческих нужд, забот надежд и стремлений.

Герои и персонажи «Шах-наме» стали впоследствии знаменем революционной борьбы и освободительных войн. Ведь недаром гилянские революционеры Ирана в 1921 году изображали на своих знаменах кузнеца Каву, и не случайно поэт Таджикистана лауреат Ленинской премии Мирзо Турсун-заде на антифашистском митинге народов Средней Азии читал стихи из «Шах-наме».

Много можно сказать об этой великой поэме. Я, помню, еще ребенком наблюдал, как простые крестьяне с любовью слушали чтеца «Шах-наме» в моем родном кишлаке в Таджикистане. Чтение «Шах-наме» проводилось в чайхане, в чайном доме, и всюду, где собирались люди и где находился чтец. И сейчас «Шах-наме», или, как называют ее в народе, «Книга о Рустаме», исключительно популярна среди широчайших народных масс. В Иране и в Афганистане Фирдоуси остается величайшим поэтом. Почти в каждом населенном пункте в Иране можно найти людей, которые зовутся «Шах-намехон» (то есть чтец «Шах-наме»), с большим успехом декламирую­щие эту поэму. Полностью поэма «Шах-наме» на русский язык еще не пере­ведена, однако отдельные, ранее переведенные, отрывки пользуются огромной популярностью среди советских любителей литературы. В этой связи я позволю себе процитировать строки, написанные выдающимся дея­телем современной иранской культуры, профессором Саидом Нафиси более четверти века назад, в дни празднования тысячелетия со дня рожде­ния Фирдоуси:

«Он повсюду - этот певец Ирана. Всюду, где Гомер, Вергилий, Шекспир, Мольер, Дайте, Сервантес, Шиллер и Лермонтов,- всюду он рядом с ними. Тысячу лет назад, оставаясь в своем деревенском углу, в ок­рестностях Туса, он направился на завоевание мира. Но среди всех стран, через которые он прошел, в ряду горячих встреч, которые ему были оказаны, ость страна, где он был понят лучше, чем где-либо, почти так же хорошо, как на своей родине... Кто лучше русского уловит это состояние спокойного блаженства, это великолепие отречений, эту тишину мучений и захватывающую гиперболичность, присущую гению таких поэтов, как Рудаки, Дакики, Фирдоуси...»

Это справедливые слова. Фирдоуси - слава и гордость всей мировой культуры - близок и дорог всем народам нашей страны. Национальная гордость иранского народа, он является и великим поэтом таджиков, вхо­дящих в братскую семью народов СССР. Все народы, населяющие нашу страну, знают и любят гениального создателя образов Рустама, Сухраба, кузнеца Кавы, зачитываются волнующими эпизодами «Шах-наме». Любовь к Фирдоуси и его творчеству стала в нашей стране ярким проявлением дружественных и сердечных чувств к нашему южному соседу - иранскому народу, внесшему бесценный и неповторимый вклад в сокровишницу все­мирной цивилизации.

- «Шахнаме йе Фирдоуси» Памятник Фирдоуси на площади его имени в Тегеране. У ног поэта герои Шахнаме будущий богатырь Заль и вскормивший его сокол Симург. Шахнаме (перс. شاهنامه «Книга царей», «Книга о царях») выдающийся памятник персидско… … Википедия

Перс. نادر شاه‎ … Википедия

Мелик шах ملكشاه 3 й Султан государства Сельджукид … Википедия

Миран шах … Википедия

Назв. нескольких персоязычных феод. хроник правления могольского падишаха Шах Джахана. Самая известная и ценная принадлежит перу Абд аль Хамида Лахори (умер в 1654/55). Его труд, представляющий официальную историю Шах Джахана, состоит из трех… …

Абу л Фазл представляет «Акбар наме» Акбару «Акбар наме» (перс … Википедия

1 . Афшар (22.X.1688 20.VI.1747) шах Ирана (1736 47), из кызылбашского племени афшар. Начал карьеру в качестве военачальника в Хорасане. В 1726 поступил на воен. службу к сефевидскому шаху Тахмаспу II, свергнутому афганцами. В том же году в… … Советская историческая энциклопедия

Язык. Под именем П. языка понимается целая группа наречий Персии, образующих одну из ветвей так называемой иранской семьи языков. В древнейшей Персии было несколько наречий, но нам известны только два: авестическое (иначе зендское, см.) и… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

Оформление страницы книги «Шахнаме» … Википедия

Книги

• Шах-наме , Фирдоуси. Настоящий, девятый, том завершает полное издание критического текста Шах-наме Фирдоуси, бессмертного свода эпических преданий иранских народов. В IX том входят разделы, посвященные…
• Шах-наме , Фирдоуси. `Шах-наме` - огромная стихотворная эпопея. В течение тысячелетия поэма многократно переписывалась, и средневековые писцы, не отличаясь особой щепетильностью в вопросах авторского права,…
• Шах-наме. Лейли и Меджнун. Витязь в тигровой шкуре. Фархад и Ширин , Фирдоуси. Низами. Ш. Руставели. А. Навои. Издание 1985 года. Сохранность хорошая. В томе помещены поэмы великих поэтов средневековья: Фирдоуси (X в.), Низами (XII в.), Ш. Руставели (XV в.), А. Навон (XV в.). Оформление тома и…

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

АКАДЕМИЯ НАУК СССР

ОТДЕЛЕНИЕ ЛИТЕРАТУРЫ И ЯЗЫКА

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ

ФИРДОУСИ

ШАХНАМЕ

ТОМ ПЕРВЫЙ

ОТ НАЧАЛА ПОЭМЫ ДО СКАЗАНИЯ О СОХРАБЕ

Издание подготовили Ц. Б. Бану, А.Лахути, А А. Стариков

ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР

Москва

1957

Редакционная коллегия серии «Литературные памятники»:

академик В . П. Волгин (председатель), академик В. В. Виноградов , академик М. Н. Тихомиров , член-корреспондент АН СССР Д. Д. Влагой , член-корреспондент АН СССР Н. И. Конрад (заместитель председателя), член-корреспондент АН СССР Д. С. Лихачев , член-корреспондент АН СССР С. Д. Сказкин, профессор И . И. Анисимов , профессор С. Л. Утченко, кандидат исторических наук Д. В. Ознобишин (ученый секретарь)

Ответственный редактор член-корреспондент АН СССР Е. Э. ВЕРТЕЛЬС

Редактор перевода Л. ЛАХУТИ

От редакции

Поэма Фирдоуси «Шахнаме» – героическая эпопея иранских народов, классическое произведение и национальная гордость литератур: персидской – современного Ирана и таджикской – советского Таджикистана, а также значительной части ираноязычных народов современного Афганистана.

Глубоко национальная по содержанию и форме, поэма Фирдоуси была символом единства иранских народов в тяжелые века феодальной раздробленности и иноземного гнета, знаменем борьбы за независимость, за национальные язык и культуру, за освобождение народов от тирании.

Гуманизм и народность поэмы Фирдоуси, своеобразно сочетающиеся с естественными для памятников раннего средневековья феодально-аристократическими тенденциями, ее высокие художественные достоинства сделали ее одним из наиболее значительных и широко известных классических произведений мировой литературы.

«Шахнаме» в переводах на многие языки мира стала достоянием широких кругов читателей. В России с поэмой Фирдоуси впервые познакомились по вольной обработке В. А. Жуковским эпизода «Рустем и Зораб». На рубеже XIX и XX вв. появились переводы фрагментов «Шахнаме». Значительное число стихотворных антологий было издано в советское время, в 1934-1936 гг., в связи с празднованием тысячелетия со дня рождения Фирдоуси. Несколько эпизодов в стихотворной обработке опубликовано в самые последние годы. Однако полного перевода поэмы на русский язык до сих пор не было.

Настоящее издание заполняет этот пробел и дает перевод всей поэмы, сделанный непосредственно с подлинника и сочетающий, насколько возможно, научную точность с художественностью. Первый том содержит:

стихотворный перевод «Шахнаме» от начала поэмы до сказания о Ростеме и Сохрабе, сделанный Ц. Б. Бану под редакцией А. Лахути;

историко-литературный очерк «Фирдоуси и его поэма „Шахнаме"», написанный А. А. Стариковым; очерк знакомит с основными проблемами изучения жизни и творчества поэта, с содержанием и литературной историей «Шахнаме»;

комментарий к стихам перевода, составленный А. А. Стариковым; библиографию основных работ о «Шахнаме», краткое послесловие переводчика, а также именной, географический и предметный указатели.

Издание рассчитано на 5-6 томов.

[ВСТУПЛЕНИЕ]1
Эти стихи являются традиционным авторским предисловием, предшествующим собственно повествованию – истории царей.

Во имя создавшего душу и ум2
Естественное, для представителя глубокого средневековья обращение к Богу в начале труда. Поэты Востока, как правило, начинали произведение кратким (10-15 бейтов) обращением к Богу, обычно именуемом «дибаче» (от «диба», «дибач» – парча), поскольку эти вступительные бейты при оформлении рукописи украшались красочными заставками с золотом и серебром, составляя как бы «парчевую страницу» книги. Независимо от авторского поэтического» вступления, средневековые переписчики по традиции начинали свой труд с основной формулы мусульманского благочестия: «Во имя Бога милостивого, милосердного» – вступительными словами к Корану в целом и к каждой его «суре» (главе) в частности. Вступительная формула переписчика предшествует поэтическому тексту «Шахнаме» в большинстве рукописей и изданий поэмы.

,
Над кем не подняться парению дум,
Кто место всему и названье дает3
Кто место всему и названье дает – В подлиннике дословно: «владыка имени» (ходаванд-е нам ) и «владыка места» (ходаванд-е джай ).

,
Дарует нам блага, ведет нас вперед.
Он правит вселенной, над небом царит,
Он солнце зажег, и Луну, и Нахид4
Нахид – персидское название планеты Венеры.

,
Он выше примет, представлений, имен;
Им в зримые образы мир воплощен.
Ты зрения не утруждай: все равно
10 Глазами узреть нам Творца не дано5
Этот бейт постоянно приводился врагами поэта в доказательство его еретических, в данном случае рационалистических, воззрений на природу Бога.

,
К нему даже мысль не отыщет пути;
Превыше всех в мире имен его чти.
Того, Кто над всем вознесен естеством,
Обнять невозможно душой и умом.
Хоть разум порою в суждениях зрел,
Он в силах судить лишь о том, что узрел
Достойной Творца нам хвалы не сложить,
Ему неустанно должны мы служить.
Он дал бытие и душе и уму -
В твореньи своем не вместиться Ему.
20 Не в силах наш разум и дух до конца
Постичь и восславить величье Творца.
В Его бытии убежденным пребудь,
Сомненья и праздные мысли забудь.
Служа Ему, истину должно искать,
В его повеленья душой проникать.
Тот мощи достигнет, кто знанья достиг;
От знанья душой молодеет старик.
Тут слову предел, выше нет ничего;
30 Уму недоступно Творца существо.

[СЛОВО О РАЗУМЕ]

О мудрый, не должно ль в начале пути6
Восхваление разума – первое, к чему обращается великий поэт. Эти строки традиционны, они характерны для поэзии сасанидского Ирана, но оригинальны по сравнению с большинством позднейших классических авторов, изощрявшихся в многословном восхвалении Аллаха, Мухаммеда, его сподвижников, первых халифов и т. д.
Восхваление разума, будь то философская категория греческого неоплатонизма или традиция сасанидского зороастризма, не может не рассматриваться как своеобразное выражение религиозного свободомыслия Фирдоуси.

Достоинства разума превознести.
[О разуме мысли поведай свои,
Раздумий плоды от людей не таи7
Заключенное в скобки двустишие является, по всей вероятности, вариантом предыдущего бейта (одна и та же рифма с херад в смежных стихах), хотя и сохраняется в большинстве рукописей и изданий.

.]
Дар высший из всех, что послал нам Изед8
Изед (авест. Язата – достойный) – основной домусульманский термин для обозначения светлого божества.

,-
Наш разум, – достоин быть первым воспет.
Спасение в нем, утешение в нем
В земной нашей жизни, и в мире ином9
В земной нашей жизни, и в мире ином, т. е. в мире земном и в мире небесном. Представление о двух мирах – общее для восточного средневековья. У Фирдоуси мы, естественно, встречаем идеалистическое представление о загробном мире, но ему чужда и позднейшая реакционная (в основном суфийская) трактовка чувственного мира как лишенного реальности, являющегося лишь тусклым отражением, тенью истинного мира идей.

.
Лишь в разуме счастье, беда без него,
40 Лишь разум – богатство, нужда без него.
Доколе рассудок во мраке, вовек
Отрады душе не найдет человек.
Так учит мыслитель, что знаньем богат,
Чье слово для жаждущих истины – клад:
Коль разум вожатым не станет тебе,
Дела твои сердце изранят тебе;
Разумный тебя одержимым сочтет,
Родной, как чужого, тебя отметет.
В обоих мирах возвышает он нас;
50 В оковах несчастный, чей разум угас.
Не разум ли око души? Не найти
С незрячей душою благого пути.
Он – первый средь вечных созданий Творца10
Встречалась и несколько иная трактовка данных бейтов в связи с двойным написанием: се пас и сепас . Се пас – три стражи (vigilia), сепас – хвала, например, в старом опыте перевода «Шахнаме» С. Соколова:
Да будет ведомо, что ум был создан первым.Души он нашей страж – воздай ему хвалу,Хвалу и языком, и слухом, и глазами,Затем, что чрез него добро и зло тебе.

,
Он стражей тройной охраняет сердца.
Слух, зренье и речь – трое стражей твоих:
И благо и зло познаешь через них.

Снимок с так называемого Хамаданского барельефа, найденного при раскопках близ Хамадана. Над высеченным изображением Фирдоуси с птицей Симоргом (?) стоит дата – годы Хиджры 955 и 833-, а также приведены стихи из Введения к «Шахнаме»

И как доживали со славой они

Свои богатырские ратные дни.

(стихи 277-280)

Кто разум и душу дерзнул бы воспеть?
Дерзнувшего кто бы услышал, ответь?
Коль внемлющих нет – бесполезны слова.
60 Ты мысль обрати к первым дням естества.
Венец мирозданья, ты создан Творцом,
Ты образ и суть различаешь во всем.
Пусть разум водителем будет тебе,
От зла избавителем будет тебе.
Ты истину в мудрых реченьях найди,
О ней повествуя, весь мир обойди.
Науку все глубже постигнуть стремись,
Познания вечною жаждой томись.
Лишь первых познаний блеснет тебе свет,
70 Узнаешь: предела для знания нет.

[О СОТВОРЕНИИ МИРА]

Сначала, чтоб все ты чредой изучал,
Послушай рассказ о начале начал.
Явил сокровенную силу свою
Создатель: Он быть повелел бытию;
Не зная труда, сотворил естество;
Возникли стихии по воле Его.
Четыре их: пламя, что светит всегда11
Фирдоуси имеет в виду четыре изначальные элемента – стихии: огонь (аташ ), воду (аб ), воздух (или ветер – бад ) и землю (прах – хак ), отражая общие религиозно-философские представления мусульманского средневековья, переплетающиеся с философскими концепциями греков, народными верованиями и религиозными догмами маздаизма.

.
И воздух, под ними – земля и вода.
Вначале движенье огонь родило,
80 И сушу затем породило тепло;
Наставшим покоем был холод рожден,
И холодом – влага, таков уж закон.
Они, назначенье свершая свое,
Творили на юной земле бытие;
Из пламени с воздухом, суши с водой
Рождаясь, явленья текли чередой.
Возник над землею вертящийся свод,
Являющий диво за дивом с высот.
Он правдой и милостью мир озарил
90 По воле Дарителя знанья и сил.
Все в стройность пришло над простором земли,
И семь над двенадцатью власть обрели12
И семь над двенадцатью власть обрели, т. е. семь планет (в том числе Солнце и Луна) расположились в двенадцати созвездиях Зодиака. Образ связан с астрологическими представлениями средневековья, по которым планеты, располагаясь в том или ином сочетании, в различных созвездиях определяют судьбы людей,

.
Воздвиглись одно над другим небеса13
Воздвиглись одно над другим небеса. – Здесь Фирдоуси точно отражает общие античные и средневековые представления о небесах как о хрустальных концентрически вращающихся сферах (система Птолемея). Таких сфер-небес обычно насчитывалось семь (по числу планет, включая Солнце и Луну). Над ними мыслилось восьмое небо – сфера неподвижных звезд и, наконец, всеобъемлющее неподвижное «горнее небо», рай – место пребывания Божества. Таким образом, в древности исчисляли и семь, и восемь, и девять небес.

,
И круговорот мировой начался.
Возникли моря, и холмы, и поля;
Сияющим светочем стала земля.
Рождение гор, бушевание вод. . .
И вот уж былинка из почвы встает.
Возвыситься время настало земле, -
100 Дотоле она утопала во мгле.
Луч яркий звезды в вышине заблестел,
И светом земной озарился предел.
Вознесся огонь, – воды вниз потекли,
И начало солнце свой бег вкруг земли14
Эта мысль представляет собой отражение господствовавших в средневековье геоцентрических представлений о мире (система Птолемея).

.
Деревья и травы везде разрослись, -
Они зеленеют и тянутся ввысь.
Одно прозябание им суждено,
А двигаться им по земле не дано.
Но вот и ступающий зверь сотворен;
110 И трав, и дерев совершеннее он.
Живет он для пищи, покоя и сна;
Отрада иная ему не дана.
Трава и колючки – вот вся его снедь;
Он мыслью и речью не создан владеть;
Не знает, что к злу, что ко благу ведет;
Творец от него поклоненья не ждет.
Создатель всеведущ, могуч и правдив;
Творил он, всю силу искусства явив.
Таков этот мир, но никто не постиг
120 Всего, что таит его видимый лик.

[О СОТВОРЕНИИ ЧЕЛОВЕКА]

В цепи человек стал последним звеном,
И лучшее все воплощается в нем.
Как тополь, вознесся он гордой главой,
Умом одаренный и речью благой.
Вместилище духа и разума он,
И мир бессловесных ему подчинен.
Ты разумом вникни поглубже, пойми,
Что значит для нас называться людьми.
Ужель человек столь ничтожен и мал,
130 Что высших ты в нем не приметил начал?
Земное с небесным в тебе сплетено;
Два мира связать не тебе ли дано?
Последний по счету, зато по судьбе
Ты – первый в твореньи, знай цену себе.
Слыхал я про это другие слова15
По-видимому, здесь Фирдоуси намекает на наличие иных взглядов, принижающих достоинство человека, в том числе и на представление о человеке как о рабе в официальной религии.

. . .
Но кто разгадает пути Божества!
О том поразмысли, что ждет впереди;
Цель выбрав благую, к ней прямо иди.
Себя приучи не страшиться труда:
140 Труд с разумом, с честью в согласьи всегда.
Чтоб зло не расставило сети тебе,
Чтоб мог ты противиться горькой судьбе,
И горя не знал в этом мире и в том,
И чистым предстал перед высшим судом,
Подумай о своде небесном, что нам
Недуг посылает и дарит бальзам.
Не старится он от теченья времен,
Трудами, печалями не изможден;
Не зная покоя, свершает свой бег
150 И тленью, как мы, не подвержен вовек;
Награду нам шлет, судит наши дела;
Не скроешь от неба ни блага ни зла.

[О СОТВОРЕНИИ СОЛНЦА]

Сверкающий яхонт царит в небесах,
Не воздух, не дым, не вода и не прах.
Там светочи яркие вечно блестят, -
Как будто в Новруз разукрасили сад16
Новруз – первый день персидского Нового года,-день весеннего равноденствия (21-22 марта нашего календаря). По персидскому солнечному календарю Новруз празднуется в первый день месяца Фервердина. Праздник Новруза, сохранившийся и в мусульманское время, основной и любимый народный праздник Ирана. Следует отметить, что в глубокой древности Новруз отмечался не в день весны, а летом, в день солнцестояния, первый день месяца Огня (Азер).

.
Там гордо плывет животворный алмаз,
Сиянием дня озаряющий нас.
С востока, в час утра как щит золотой,
160 Он в небе всплывает, слепя красотой.
Тогда озаряется блеском земля,
Мир темный светлеет, сердца веселя.
Но к западу солнце склонилось, и вот
Ночь, полная мрака, с востока плывет.
Вовек им не встретиться в беге времен -
Таков непреложный, извечный закон.
О ты, что, как солнце, блестишь в вышине!
Скажи, отчего не сияешь ты мне?

[О СОТВОРЕНИИ МЕСЯЦА]

Дан ясный светильник полуночной мгле17
Образы месяца и солнца широко использовались и в народной поэзии и в классической литературе таджиков и персов. Полной луне – символу совершенной красоты и все затмевающего блеска, как правило, противопоставлялся новый месяц (полумесяц) – эмблема скорби, уныния, ущерба.

.
170 Не сбейся с пути, не погрязни во зле!
Две ночи незрим он в просторе небес,
Как будто, устав от круженья, исчез.
Затем появляется желт, изможден,
Как тот, кто страдать от любви осужден.
Но только его увидали с земли,
Он снова скрывается в темной дали.
Назавтра поярче он светит с высот
И дольше на землю сияние льет.
К концу двух недель станет диском тот серп,
180 Чтоб вновь неуклонно идти на ущерб.
Он с каждою ночью все тоньше на вид,
К лучистому солнцу все ближе скользит.
Всевышним Владыкой он так сотворен;
Вовеки веков не изменится он.

[ВОСХВАЛЕНИЕ ПРОРОКА И ЕГО СПОДВИЖНИКОВ]18
Традиционное для мусульманского средневековья обращение к пророку (Мухаммеду) и – в зависимости от религиозного толка – к его главным сподвижникам и непосредственным преемникам: у суннитов – к четырем праведным халифам (Абу-Бекр-Бубекр, Омар, Осман и Али), у шиитов – к Али, мужу Фатимы, дочери пророка, с умолчанием или выпадами против узурпаторов и врагов семьи пророка (т. е. трех первых халифов). В дошедшем до нас тексте «Шахнаме» при подчеркнутом воспевании Али помянуты добром и его три предшественника. Однако в сопоставлении с последующими стихами (211-212) это упоминание производит впечатление какой-то случайности, нарочитости. Во всяком случае, подлинность ряда указанных бейтов – сомнительна, и в тексте они заключены в квадратные скобки.

Лишь вере и знанию дух твой спасти,
К спасенью ищи неустанно пути.
Коль хочешь покоя ты в сердце своем,
Не хочешь терзаться тоской и стыдом, -
В реченья пророка проникни душой,
Росой их живительной сердце омой.
190 Промолвил узревший Божественный свет,
В чьей власти веленье, в чьей власти запрет:
[Мир, после пророков, что Бог ему дал,]
[Достойней Бубекра мужей не видал.]
[Омар, возвестивший народам ислам,]
[Все страны украсил, подобно садам.]
[Осман, что избранником стал им вослед,]
[Был полон смирения, верой согрет.]
[Четвертый – Али был, супруг Фатимы,]
200 [О ком от пророка услышали мы:]
«Я – истины город, врата мне – Али»,-
Пророка благие уста изрекли.
Воистину воля его такова;
Мне слышатся вечно святые слова.
[Чти славное имя Али и других]
[Затем, что упрочилась вера при них.]
[Пророк – словно солнце, как звезды, – они. ]
[Чти всех: нераздельны их судьбы и дни.]
Раб верный, почту я пророка семью;
210 Тот прах, где преемник ступал, воспою.
Воистину, дела мне нет до других;
Других никогда не прославит мой стих..
Представился мудрому мир-океан,
Где, волны вздымая, ревет ураган.
Подняв паруса, по бурливым водам
Суда отплывают – их семьдесят там19
Суда отплывают – их семьдесят там. – Семьдесят судов, носящихся по бурному океану бытия, по учению мусульманских богословов символизируют семьдесят религиозных вероучений. Образ, традиционно использовавшийся в мусульманской богословской и художественной литературе. По объяснению позднейших богословов (суфиев), все эти толки (суда) с большей или меньшей легкостью должны привести к спасению (к берегу), так как в основе их – вера в Бога. Лишь материалисты-философы (дахри) с их отрицанием веры безусловно погибнут. В частности, к таким осужденным на гибель материалистам в качестве главы их причислялся и знаменитый ученый и поэт – вольнодумец XI-XII в. Омар Хайям. Фирдоуси образно подчеркивает надежность судна пророка и Али (т. е. шиитского направления) и свою верность ему.

.
Меж ними просторное судно одно;
Фазаньего глаза прекрасней оно.
С родными на нем: Мухаммед и Али, -
220 Пророк и преемник, светила земли.
Мудрец, увидав сей безбрежный простор,
В котором смущенный теряется взор,
Узнал, что валы опрокинут суда,
И всех неизбежно постигнет беда.
Он молвил: «С Неби и Веси потонуть20
Здесь в переводе использованы арабские термины подлинника. Неби – пророк, Веси – душеприказчик, исполнитель воли пророка, законный наследник его в представлении мусульман-шиитов, т. е. Али.

, -
Не это ли к небу единственный путь?
Мне руку подаст, избавляя от зол,
Хранящий венец, и хоругвь, и престол,
С ним кравчий, владеющий винным ручьем,
230 И медом, и млеком, и райским ключом. . .»
Коль хочешь в обитель блаженства войти, -
Тебе лишь с Неби и Веси по пути.
Прости, коли этих не взлюбишь ты слов,
Таков уж мой путь и обычай таков.
Рожден и умру, повторяя слова:
«Я – прах под стопою священного льва»21
Лев (хейдер – араб.) – эпитет Али.

.
Коль сердце твое – заблуждений очаг,
Знай, сердце такое – заклятый твой враг.
Презрен, кто великому в недруги дан;
240 Огнем да сожжет его тело Йездан!
Питающий душу враждою к Али
Злочастнее, верь, всех злочастных земли.
Ты жизнью своею, смотри, не играй,
Спасительных спутников не отвергай.
Со славными шествуя рядом, и сам
Склонишься ты к славным, великим делам.
Доколе мне это сказанье вести?
Умолкну: предела ему не найти.

[О ПРОИСХОЖДЕНИИ «ШАХНАМЕ»]22
В данном разделе речь идет о собирании древних преданий в одну книгу («Ходай-наме», так называемое мансуровское прозаическое шахнаме) – являющуюся основой версификации Фирдоуси.

О чем же запеть? Все пропето давно.
Сказать мне о сказанном только дано.
Преданий неведомых я не найду,
250 Плоды все обобраны в этом саду.
Но если плоды мне сорвать нелегко -
Забраться не мыслю я столь высоко, -
Под древо заманит прохладная тень,
Укроет, спасет благодатная сень.
Быть может, я места добьюсь своего
Под ветвью тенистого древа того, -
Избегнув забвенья, не сгину в пыли,
Пребуду я в книге великих земли.
Не все одинаковы жизни пути:
260 Ты выдумкой повесть мою не сочти;
Согласна в ней с разумом каждая речь,
Хоть мысль доводилось мне в символ облечь.
Старинная книга хранилась, и в ней 23
По-видимому, имеются в виду пехлевийские сасанидские хроники, включавшие и древние эпические сказания Ирана. По преданию, в конце правления сасанидов они были сведены в одну обширную «книгу владык» (пехл. – «Хватай-намак»). «Хватай-намак» (а также ее арабские переводы VIII-IX вв.) легла в основу новоперсидских прозаических сводов X в. (ходай-наме – шахнаме), в свою очередь послуживших основою для последующих версификаций. Не лишено вероятия, что речь идет и прямо о новоперсидском мансуровском шахнаме.

-
Немало сказаний исчезнувших дней.
В руках у мобедов тот клад уцелел 24
Мобеды (мубеды) – служители зороастрийского культа, представители господствовавшей, наряду с военной земельной аристократией, жреческой касты сасанидского государства. В эпоху создания «Шахнаме» зороастризм еще не был изжит, особенно в сельских местностях Средней Азии и восточного Ирана. Термин мобед , мубед (фарси) – собственно, «старшина магов-жрецов» (др.-перс. магупати ). В «Шахнаме» мобеды выступают уже как мудрые советники, знатоки и хранители традиций, а не как собственно служители культа.

,
Но каждый мудрец только частью владел.
Жил рода дехканского витязь-мудрец25
Рода дехканского витязь-мудрец, – т. е. принадлежавший к старинной земельной аристократии. Оппозиционно настроенные к новым феодальным порядкам и халифату, дехканы того времени являлись наряду с мобедами главными хранителями и ценителями старинных преданий. Под словами «витязь-мудрец», несомненно, имеется в виду Абу-Мансур ибн Абд-ар-Реззак – крупнейший земельный магнат и правитель Туса, а позднее и всего Хорасана, принимавший активное участие в сложной политической борьбе середины X в. С именем Абу-Мансура связано создание мансуровского прозаического шахнаме. Фирдоуси не называет здесь имени Абу-Мансура, одиозного для Махмуда Газневидского.

270 Из чистых, добром озаренных, сердец.
Любил он в глубины веков проникать,
Забытые были на свет извлекать.
Мобедов из ближних и дальних сторон
Созвал и воссоздал он книгу времен26
По-видимому, в данных бейтах речь идет уже прямо о создании новоперсидского (на языке фарси) свода, известного под именем «Ходай-наме» или мансуровского шахнаме.

.
Расспрашивал старцев о древних царях,
О славных воителях-богатырях, -
Как правили гордо они в старину
Землею, что ныне у горя в плену,
И как доживали со славой они
280 Свои богатырские, ратные дни.
Поведали старцы друг другу вослед
О жизни царей, о течении лет,
И витязь, прилежно внимая речам,
В заветную книгу их вписывал сам. . .
Так памятник вечный себе он воздвиг.
Чтут витязя мудрого мал и велик.

[О ПОЭТЕ ДАКИКИ]27
Дакики – талантливый поэт, современник Фирдоуси, убитый в расцвете сил и таланта своим рабом. От Дакики сохранилось несколько ярких лирических фрагментов и тысяча бейтов эпической версификации о появлении Зердешта (Зороастра), включенных Фирдоуси от имени Дакики в текст «Шахнаме». Можно, однако, предположить, что Дакики, версифицируя мансуровский свод, написал более чем тысячу бейтов, сохраненных в тексте «Шахнаме».

Прославился труд достопамятный тот;
Внимая чтецу, собирался народ.
Был каждый в сказания эти влюблен,
290 Кто чистой душой и умом наделен.
Молва разнеслась о певце молодом
С чарующей речью и ясным умом.
«Сказанья, – он молвил, – оправлю я в стих»,
И радость в сердцах поселилась людских.
Но спутником был ему тайный порок,
И в тяжких бореньях певец изнемог.
Нагрянула смерть, навлеченная злом,
Надела на юношу черный шелом.
Пороку пожертвовав жизнью своей,
300 Не знал он беспечных и радостных дней;
Сраженный рукою раба своего,
Погиб: отвернулась судьба от него.
Лишь только воспел он в двух тысячах строк
Гоштаспа с Арджаспом – пришел ему срок28
Лишь только воспел он в двух тысячах строк Гоштаспа с Арджаспом – пришел ему срок. Данный бейт взят переводчиком не из основного текста Вуллерса, а из примечаний. Гоштасп – шаханшах Ирана, покровитель и последователь учения Зердешта, Арджасп – его политический противник и ожесточенный враг новой веры (зороастризма).

.
Он умер и сказ не довел до конца:
Погасла звезда молодого певца.
Будь милостив, Боже, прости ему грех,
Его не лишай ты небесных утех!

[О СОЗДАНИИ ПОЭМЫ]29
Традиционный раздел стихотворного введения в классических таджикских и персидских поэмах средневековья, обычно проливающий свет на личность автора поэмы и обстоятельства, связанные с началом работы над книгой. Из данного подраздела мы узнаем, что Фирдоуси обратился к мысли о стихотворном воплощении мансуровских сказаний о царях после трагической гибели Дакики, уже в зрелом возрасте. В этом разделе содержатся также многие другие ценные для исследователя моменты.

От мыслей о юном певце отрешась,
310 К престолу владыки душа унеслась30
В оригинале дословно: «к трону царя мира», что может быть понято и как обращение к Махмуду Газневидскому.

.
Задумал той книге я дни посвятить,
Старинные были в стихи воплотить.
Совета у многих просил я не раз,
Превратностей рока невольно страшась.
Быть может, гостить уж недолго мне тут,
Придется другому оставить свой труд.
К тому же я верных достатков лишен,
А труд мой – ценителя сыщет ли он?
В ту пору повсюду пылала война31
Речь идет о смутах и междоусобицах в последние годы распада государства саманидов (конец X в.).

;
320 Земля для мыслителей стала тесна.
В сомненьях таких день за днем проходил;
Заветную думу я втайне хранил.
Достойного мужа не видел нигде,
Который бы стал мне опорой в труде. . .
Что краше чем Слова пленительный лад?
Восторженно славят его стар и млад.
[Не создал бы Слова прекрасного Бог -]
[Стезю указать нам не смог бы пророк.]
Я друга имел, – были мы, что двойной
330 Орех, оболочкой укрытый одной.
«Мне, – молвил он, – смелый твой замысел мил;
Ты, друг, на благую дорогу ступил.
Вручу пехлевийскую книгу тебе32
Имеется в виду мансуровское шахнаме, т. е. книга, пехлевийская разве только по своему первоисточнику. Есть серьезные основания предполагать, что Фирдоуси не знал пехлевийского языка (точнее, графики пехлеви).

,
За дело возьмись, не противься судьбе.
Свободная речь, юный жар у тебя,
Стиха богатырского дар у тебя.
Ты песнь о владыках искусно сложи
И тем у великих почет заслужи».
Заветную книгу принес он потом,
340 И мрачный мой дух озарился лучом.

[ВОСХВАЛЕНИЕ АБУ-МАНСУРА ИБН-МУХАММЕДА]33
В ряде старых рукописей Шахнаме этот подзаголовок вообще отсутствует или дается просто – Абу-Мансур Мухаммед. Абу-Мансур – скорее всего один из рядовых редставителей старой (дехканской) аристократии Туса, безвестно погибший в разгар междоусобиц.

В ту пору, как труд я задумал начать,
Жил муж, кем гордилась верховная знать;
Из рода воителей князь молодой
С умом прозорливым и светлой душой.
Он был рассудителен, скромен и смел,
Дар слова и ласковый голос имел.
Промолвил он мне: «Все я сделать готов,
Чтоб дух твой направить к созданию слов.
Твои, чем смогу, облегчу я труды,
350 Покойно живи без забот и нужды!»
Как плод охраняют от стужи, берег
Меня покровитель от бед и тревог.
Из праха вознес он меня в небеса,
Тот праведный муж, властелинов краса.
Пристало величие князю тому;
Сокровища прахом казались ему;
Он бренные блага земли не ценил
И в сердце высокую верность хранил.
Но скрылся великий, покинул наш круг,
360 Как тополь, исторгнутый бурею вдруг.
Ударом злодейским сражен роковым,
Ни мертвым не найден он был, ни живым34
Ни мертвым не найден он был, ни живым. – Это указание Фирдоуси на безвестную гибель Абу-Мансура Мухаммеда исключает возможность отождествления его с историческим Абу-Мансуром – правителем Туса, отравленным саманидами в 963-964 г.

.
Не видеть мне царского стана и плеч,
Не слышать его сладкозвучную речь.
Угас покровитель, и сирым я ста,д,
Что ивовый лист, я в тоске трепетал.
Но вспомнил я князя разумный совет,
Он душу заблудшую вывел на свет.
Князь молвил: «Коль сможешь свой труд завершить,
370 Его венценосцу ты должен вручить».
Послушное сердце покой обрело,
Надежда в душе засияла светло.
И я приступил к этой книге из книг,
К поэме во славу владыки владык35
Имеется в виду султан Махмуд Газневидский.

, -
Того, кто счастливой звездою ведом,
Престолом владеет, владеет венцом. . .
С тех пор как Создатель сей мир сотворил,
Он миру такого царя не дарил.

[ВОСХВАЛЕНИЕ СУЛТАНА МАХМУДА]36
Эти заключительные бейты стихотворного «Введения» к поэме представляют собой панегирик султану Махмуду Газневидскому.

Лишь солнце явило сиянье лучей,
380 Мир сделался кости слоновой светлей.
Кто ж солнцем зовется, дарящим тепло?
От чьих же лучей на земле рассвело?
То царь торжествующий Абулькасим37
Абулькасим (Абу-ль-Касем ) – одно из почетных имен Махмуда Газневидского.

,
Престол утвердивший над солнцем самим.
Восход и Закат он дарит красотой38
Речь, по-видимому, идет о том, что Махмуд Газневидский, прочно закрепивший за собой восток Ирана и Индию, успешно укреплял свои позиции и на подступах к западу Ирана, т. е. выступал в ореоле восстановителя древней государственности.

;
Весь край будто россыпью стал золотой.
И счастье мое пробудилось от сна;
Воскресла душа, вдохновенья полна.
Я понял: певучему слову опять,
390 Как в прежние дни, суждено зазвучать.
Властителя образ лелея в мечтах,
Уснул я однажды с хвалой на устах.
Душа моя, в сумраке ночи ясна,
Покоилась тихо в объятиях сна.
Увидел мой дух, изумления полн:
Горящий светильник вознесся из волн.
Весь мир засиял в непроглядной ночи,
Что яхонт, при свете той дивной свечи.
Одет муравою атласною дол;
400 На той мураве бирюзовый престол,
И царь восседает, – что месяц лицом;
Увенчан владыка алмазным венцом.
Построены цепью бескрайной стрелки,
И сотни слонов воздымают клыки39
Использование в войске боевых слонов, этих «танков древности», вывезенных Махмудом из Индии, произвело на современников большое впечатление, хотя и в древнем Иране были случаи использования слонов. В решающей битве близ Балха (1008 г.) пятьсот слонов Махмуда принесли ему победу над караханидами.

.
У трона советник, в ком мудрость живет40
У трона советник, в ком мудрость живет. – Имя советника – везира Махмуда – не названо. Скорее всего, мог подразумеваться основной везир Махмуда Газневидского до 1011 г. – Фазл Исфераини.

,
Кто к вере и правде дух царский зовет.
Увидя величья того ореол,
Слонов, и несчетную рать, и престол,
Взирая на лик светозарный царя,
410 Вельмож я спросил, любопытством горя:
«То небо с луной иль венец и престол?
То звезды иль войско усеяло дол?»
Ответ был: «И Рума и Хинда он царь41
Рум – Римская империя, Византия, точнее малоазиатские владения Римской империи; Хинд – Индия.

,
Всех стран от Каннуджа до Синда он царь42
Каннудж (или Канаудж – арабизованное от санскр. Каньякубджа) – столица одного из крупных индийских государств в период мусульманских завоеваний Махмуда Газневидского, ныне небольшой городок на реке Ганг. Синд – имеется в виду долина нижнего Инда, где рано и прочно утвердились мусульмане. Старые мусульманские авторы обычно различали Хинд (Индию – немусульманскую страну индусов) от Синда – долины Инда и Мекрана.

.
Туран, как Иран, перед ним преклонен43
Туран, как Иран, перед ним преклонен. – В данном случае речь идет о суверенитете Махмуда над владениями караханидов, т. е. о саманидской Средней Азии.

;
Всем воля его – непреложный закон.
Когда возложил он венец на чело,
От правды его на земле рассвело.
В стране, где законы Махмуда царят,
420 Свирепые волки не тронут ягнят.
От башен Кашмира до берега Чин44
Кашмир – город в Индии; Чин – Китай.

Его прославляет любой властелин.
Младенец – едва от груди оторвут -
Уже лепетать начинает: «Махмуд».
Воспой это имя в звенящих строках!
Той песней бессмертие сыщешь в веках.
Его повеленьям ослушника нет,
Никто не преступит служенья обет».
И я пробудился, и на ноги встал,
430 И долго во мраке очей не смыкал.
Хвалу я вознес властелину тому;
Не золото – душу я отдал ему.
Подумал я: «Вещий приснился мне сон.
Деяньями шаха весь мир восхищен.
Воистину должен прославить певец
Величье, и перстень его, и венец».
Как сад по весне, оживает земля;
Пестреют луга, заленеют поля,
И облако влагу желанную льет,
440 И край, словно рай лучезарный, цветет.
В Иране от правды его – благодать,
Хвалу ему всякий стремится воздать.
В час пира – он в щедрости непревзойден,
В час битвы – он мечущий пламя дракон;
Слон – телом могучим, душой – Джебраил45
Джебраил (Гавриил) – библейский и христианский образ архангела-благовестника. У мусульман Джебраил – вестник, передающий избраннику Мухаммеду подлинные слова Аллаха (суры Корана).

:
Длань – вешняя туча, а сердце – что Нил.
Врага ниспровергнуть ему нипочем,
Богатства отвергнуть ему нипочем.
Его не пьянят ни венец, ни казна,
450 Его не страшат ни труды, ни война.
Мужи, что владыкою тем взращены,
И те, что подвластны, и те, что вольны,
Все любят безмерно царя своего,
Все рады покорствовать воле его.
Над разными землями власть им дана,
В преданьях прославлены их имена.
И первый из них – брат владыки меньшой46
И первый из них – брат владыки меньшой. – Младший брат Махмуда Газневидского, Наср. Наместник Хорасана, – основных иранских областей саманидов. По-видимому, являлся покровителем и ценителем литературы. Поэты так называемого литературного круга Махмуда посвящали Насру свои лучшие касиды.

;
Никто не сравнится с ним чистой душой.
Чти славного Насра: могуч и велик
460 Пребудешь под сенью владыки владык.
Правитель, чей трон над созвездьем Первин47
Первин (авест. paoiryaeinyas) – созвездие Плеяд. Известно также под арабским названием Сурейя.

,
Кому был родителем Насиреддин,
Отвагою, разумом, благостью дел
Сердцами знатнейших мужей овладел.
Правителя Туса еще воспою48
В тексте неясно, о ком идёт речь. Можно было бы предположить Абу-Мэнсура, но в редакции, посвященной Махмуду Газневидскому, это представляется невозможным.

,
Пред кем даже лев затрепещет в бою.
Щедротами свой осыпая народ,
Для доброй лишь славы он в мире живет.
Стезею Йездана ведет он людей,
470 Желая царю нескончаемых дней. . .
Властителя да не лишится земля,
Да здравствует вечно он, дух веселя,
Храня свой престол и венец золотой,
Не ведая бед, под счастливой звездой!
Теперь обращусь я к поэме своей,
К сей книге увенчанных славой царей.

Фирдоуси. Шах-наме

Миниатюра из рукописи «Шах-наме» XVI века.

Фирдоуси-слава и гордость мировой

культуры

Всемирная история знает яркие, насыщенные грозными событиями периоды, которые Стефан Цвейг образно назвал «звездными часами человечества». В эти эпохи самые передовые представители своего времени, те, кого справедливо именуют совестью народной, остро и сильно переживая драматические ситуации своей эпохи, создают великие творения человеческого духа.

К числу подобных произведений, отразивших в высокохудожественной форме духовный и общественный подъем народов, относятся: «Махабхарата» и «Рамаяна», «Илиада» и «Одиссея», «Божественная комедия» Данте и трагедии Шекспира. В этом ряду стоит и «Шах-наме» гениального Фирдоуси.

Поэт, взявший себе псевдоним «Фирдоуси», что означает «райский», жил и творил в восточном Иране, который входил в те далекие времена в состав государства Саманидов, объединившего земли, на которых жили предки современных таджиков и персов. Это территориальное единство двух народов продолжалось многие столетия, и вплоть до XVI века культурное достояние персов и таджиков было общим.

В государстве Саманидов, политическими и культурными центрами которого были города Бухара и Самарканд, в X веке на базе развития производительных сил, городской жизни и роста национального самосознания народа расцвели наука и художественная литература. На территории Хорасана и Средней Азии в то время жили и творили выдающиеся математики Хорезми (IX в.), Худжанди (Хв.), великие философы и ученые Аль-Фараби (IX в.), Ибн-Сина (X–XI вв.) и Бируни (X–XI вв.).

В X веке в столице Бухаре и других городах державы Саманидов бурно развивалась литература на языке дари, иначе именуемом также фарси. Она послужила основой для дальнейшего развития классической персидско-таджикской поэзии: в X веке был выработан и отшлифован литературный язык фарси, сформировались основные жанры персидско-таджикской поэзии, сложилась система образов с развитой поэтической лексикой и богатством речевых средств, были канонизированы все стихотворные метры и их модификации.

В этот период в государстве Саманидов творила плеяда замечательных поэтов, в произведениях которых наряду с характерными для эпохи панегириками воплотились идеи и мысли, волновавшие передовых людей того времени и отразившие коренные интересы народа. В поэзии достигла высокого развития лирика как философско-этического, так и любовного характера; лирические стихи поэтов были проникнуты глубокими раздумиями о судьбе человека, о мироздании, социальной несправедливости.

О философской лирике дают яркое представление стихи выдающегося поэта-философа Шахида Балхи (X в.), в которых он выразил свое понимание взаимоотношения богатства и знаний:

Видно, званье и богатство - то же, что нарцисс и роза,
И одно с другим в соседстве никогда не расцветало.

Кто богатствами владеет, у того на грош познаний,
Кто познаньями владеет, у того богатства мало.

Этот мотив несовместимости знания и богатств в персидско-таджикской поэзии был излюбленным, он встречается у многих поэтов, в том числе и у великого Рудаки (ум. в 941 г.) - признанного основоположника классической поэзии на языке фарси.

Персидско-таджикскую поэзию X века характеризует живое восприятие бытия, призыв к полнокровной жизни со всеми ее радостями, вызов неумолимой судьбе. Такими мотивами навеяно известное стихотворение Рудаки:

Будь весел с черноокою вдвоем,
Затем что сходен мир с летучим сном.

Ты будущее радостно встречай,
Печалиться не стоит о былом.

Я и подруга нежная моя,
Я и она - для счастья мы живем.

Как счастлив тот, кто брал и кто давал,
Несчастен равнодушный скопидом.

Сей мир, увы, лишь вымысел и дым,
Так будь что будет, насладись вином!

В VII веке Иран и Средняя Азия были завоеваны Арабским халифатом и включены в сферу экономической, политической и культурно-духовной жизни этого огромного государства. Однако уже через столетие в среде иранских образованных кругов началось движение, известное под названием шуубийа, в котором отразился протест порабощенных пародов против их духовного закабаления. Так, например, иранские шуубиты собирали древние сказания, переводили древнеиранские книги на арабский язык, использовали в своих стихах идеи, образы и мотивы Авесты и других зороастрийских религиозных сочинений.

Особое распространение в X веке получило сведение древних иранских мифов и героических сказаний в специальные сборники, носившие название «Шах-наме» («Книга о шахах»). При составлении этих произведений широко использовались написанные на среднеперсидском языке своды «Худай-наме» («Книга о царях»), в которых наряду с официальной придворной хроникой династии Сасанидов (III–VI вв. н. э.) содержались также мифы и сказания иранских народов.

В течение X века на языке дари было составлено три (по свидетельству некоторых источников - четыре) прозаических свода «Шах-наме», которые носили полуисторический-полухудожественный характер и не могли оказывать должного эстетического воздействия. Следовательно, в то время уже созрела настоятельная потребность создания истинно поэтических произведений о героическом прошлом. Все это было обусловлено, с одной стороны, все возрастающим процессом пробуждения народного самосознания у предков таджиков и персов, необходимостью духовного самовыражения, то есть создания художественной эпической литературы на родном языке; с другой стороны, было продиктовано необходимостью консолидации внутренних сил страны перед угрозой иноземного вторжения кочевых племен, с которыми Саманидам приходилось вести беспрерывные войны. Этот социальный заказ остро чувствовали все передовые писатели и общественные деятели Саманидского государства, и первым, кто попытался удовлетворить эту настоятельную потребность общества, был поэт Дакики, погибший совсем молодым (977 г.) и успевший написать всего несколько тысяч бейтов (двустиший).

Завершить неоконченную работу Дакики взялся Абулькасим Фирдоуси, создавший гениальную эпопею «Шах-наме» - венец всей персидской и таджикской поэзии.

Исторические и историко-литературные источники сообщают о жизни Фирдоуси лишь скудные сведения. Известно, что он родился где-то около 934 года, в семье обедневшего дихкана - представителя полупатриархальной-полуфеодальной знати, теснимой новым классом феодальных землевладельцев.

В 994 году, как об этом говорится в заключительной части «Шах-наме», Фирдоуси закончил первую, неполную редакцию своего произведения. За долгие годы, в течение которых он писал «Шах-наме», ему пришлось испытать и голод, и холод, и жестокую нужду. О незавидном материальном положении великого поэта говорится во многих лирических отступлениях, разбросанных по всей огромной книге. Так, в одном из них он сетует:

Луна померкла, мрачен небосвод,
Из черной тучи снег идет, идет.

Ни гор, ни речки, ни полей не видно,
И ворона, что мглы черней, не видно.

Ни дров, ни солонины у меня,
И нет - до новой жатвы - ячменя.

Хоть вижу снег - слоновьей кости гору,-
Поборов я боюсь в такую пору.

Весь мир вверх дном перевернулся вдруг…
Хотя бы чем-нибудь помог мне друг!

Над первой редакцией поэт, судя по сведениям первоисточников и текста самого «Шах-наме», трудился около двадцати лет и лишь в старости получил вознаграждение за свой поистине титанический труд. В то время правители платили поэтам за посвящение им произведений. Однако Фирдоуси оказался в незавидном положении: в 992 году (то есть за два года до завершения первой редакции «Шах-наме») Бухара - столица Саманидов, политике которых отвечал идейный смысл эпопеи и на покровительство которых поэт имел все основания рассчитывать, была взята Караханидами - предводителями кочевых племен из Семиречья. И надеждам Фирдоуси не суждено было осуществиться, но он не прекратил работы и приступил ко второй редакции, по объему почти вдвое предвосходившей первоначальную, которая была закончена в 1010 году. К этому времени Саманидов в качестве правителя Хорасана и части Средней Азии сменил могущественный властитель Газны султан Махмуд (997-1030), прославившийся как жестокий завоеватель Северной Индии. Он отверг творение Фирдоуси.

Существует много легенд о причинах конфликта между гениальным поэтом и грозным тираном. Одна из них была поэтически обработана великим немецким романтиком Генрихом Гейне.